Ладно, о том, как рухнули наши иллюзии, я поведаю позже. Итак, Светлану снарядили для поездки на море, купили хорошенький купальный костюм, красную шапочку и пляжные туфли. Я заранее списался с русской семьей в одном из лучших дайренских курортных местечек и нашел комнаты для себя и «невесты».

Хотя почему я беру это слово в кавычки? Разве мы не собирались пожениться на будущий год, когда Светлане исполнится восемнадцать? Разве я не относился с благоговением к ней, к ее невинности, что для меня, тридцатилетнего мужчины, было довольно трудно? Да, она была моей невестой, но так и не стала женой…

Все в Дайрене нам нравилось: и прекрасный песчаный пляж, и Приморский парк, и окружающие холмы, поросшие сосной. Из нашего курортного местечка мы часто ездили на трамвае на ночной базар. Это были удивительно приятные поездки! Ночные базары – очень красочное зрелище: на ярко освещенных открытых прилавках под темным южным небом были умело разложены самые разнообразные японские изделия и множество всевозможных ароматных, соблазнительных фруктов, которыми славится Южная Маньчжурия. Все было очень дешево и так и просилось в руки. Светлана просто голову от этого изобилия потеряла.

В то время среди русских дам, что я знал по моим прежним подругам, было принято относиться к японским товарам пренебрежительно: «Ах, эта японская дешевка!» Но Светлана, которая чуть ли не впервые тратила деньги сама, без тетушкиного присмотра, была счастлива новому бумажному халатику с традиционным синим узором, коротенькому «каори» с несложной пестрой вышивкой на темном фоне… Она накидывала его на легкое платье в свежий летний вечер и косилась на меня, ожидая восхищения. Я не обманывал ее ожиданий!

Мы приехали в Дайрен в самом конце августа и, выйдя на пляж 1 сентября, были очень удивлены: на нем буквально не было ни одной души, хотя погода стояла на редкость тихая и теплая. Потом мы узнали от местных жителей, что у японцев твердое правило: лето кончается 31 августа – кончается и купальный сезон до следующего года. Мы смеялись: в Харбине я купался в Сунгари чуть ли не до середины октября, когда у берега уже появлялся ледок!

Однако мы впервые оказались на море и еще не знали, какая это страшная и опасная стихия. Мы пошли купаться, хотя море волновалось под ветерком и немного подальше от берега даже кудрявилось барашками. Мы не обратили на это никакого внимания. Я был хорошим пловцом, а Светлане страшно хотелось обновить свой купальный костюм.

Я замешкался на берегу, устраивая наши вещи подальше от волн, а Светлана, опередив меня, смело вошла в мелкую у берега воду и беспечно, забавляясь, двигалась все дальше, вслед за отступающей волной. В то же мгновение с неожиданной силой ударила новая волна и сбила ее с ног. Хохоча, но немного оробев, Светлана начала карабкаться по песку назад, к берегу, но тут отливная волна неудержимо потащила ее обратно в море. Светлана захлебнулась, задохнулась и, ни о чем уже не думая, буквально на четвереньках, работая руками и ногами, попыталась выбраться на сушу. Тут и я спохватился, подбежал к ней, и, хоть волны пытались уволочь нас обоих, нам все же удалось выбраться. Когда мы, наконец, отдышались, то с огорчением заметили, что одна из ее красных купальных туфелек, которые так хорошо дополняли ее пляжный туалет и которыми Светлана очень гордилась, «исчезла в пучине морской»…

Светлана хандрила весь вечер. Ей казалось, что наша первая встреча с морем сулит недоброе. У нее были самые мрачные предчувствия. Она хотела вернуться в Харбин на другой же день!

Кто знает, может, если бы я послушался ее, все в нашей жизни сложилось бы иначе…

И что же мы увидели, когда на следующее утро вышли на пустынный морской берег? На влажном песке, далеко за чертой лениво плещущейся у берега мирной волны, стояла красная туфля, наполненная морской водой!

Все наши тревоги мигом сгладились, и мы перестали бояться моря. Коварная стихия усыпила наши подозрения! Мы купались с рассвета до заката, мы бегали по берегу, как дети, и я каждое утро писал на песке аршинными буквами: « СВЕТЛАНА!», а она спрашивала, что значит восклицательный знак.

– Он значит, что я тебя люблю, – говорил я, и она заливалась счастливым смехом.

Было очень тепло, и как-то раз мы даже провели ночь на пляже, чтобы встретить зарю. Взяли с собой теплый плед, завернулись в него и долго лежали, глядя в ночное звездное небо и слушая плеск волн. Светлана была очень довольна и радовалась нашей затее. Потом она мирно заснула, а я лежал и мучился желанием. Конечно, эта ночь стала чудовищным искушением для меня. Как я удержал свои страсти в узде, не знаю. Потом я проклинал себя, думал: если бы Светлана в ту ночь стала моей, может, с ней потом не случилось бы беды. Или… Или бессмысленно искать обходных путей, если судьба беспощадно гонит нас изначально предназначенной для каждого via dolorosa? [23]

Мы вернулись в Харбин в середине сентября, когда вслед за регулярными советскими армейскими частями там появились подразделения Смерша. Для них мы были изменниками родины, которые «окопались» во вражеском тылу с непременной целью – вредить красноармейцам и всей Советской России.

И очень скоро на лицах харбинцев, которые еще недавно с цветами в руках и со слезами на глазах встречали освободителей Маньчжурии, победителей японской армии, появилось сначала искреннее недоумение, а потом и страх. По городу пополз слух, что идут аресты местных русских. Первыми якобы хватают тех, кто некогда служил в царской армии, но не милуют и штатских.