– Борик, – захохотал Равиль, – ты что?! Я ведь сказал – перешел в тот свет, а не на тот свет. Улавливаешь разницу? Да не волнуйся, все живы. В клубе «Тот свет» Константин теперь работает! В ночном клубе на Ковалихинской, угол Варварки. Сообразил?

– Шутник ты, Равиль, – хохотнул Борик. – Большой шутник! Ладно, наведаюсь туда, мне Костя сильно нужен!

– А на мое амплуа там никто не требуется? – с надеждой спросил Равиль, и Алена поняла, что ей пора предоставить своего бесценного свидетеля его обыденным заботам. Судя по всему, из него уже ничего не вытянуть. Но если что-то понадобится, она теперь знает, где Равиля найти.

Алена торопливо простилась, несмотря на то, что Борик продолжал строить ей глазки и, по всему видно, не прочь был бы пообщаться еще, и вскочила в очень кстати подошедший трамвай.

Константин Катков, Костя Катков... Почему не оставляет ощущение, будто она уже где-то слышала это имя?..

Следующая неделя была самой счастливой в моей жизни. Мы почти не расставались с Алиной. Она беспрестанно говорила, какая, мол, жалость, что мы так поздно встретились да еще в то опасное время, когда ей приходится искать спасения где-нибудь за границей, твердила, как бы она хотела зачеркнуть всю свою прошлую жизнь и никогда не расставаться со мной. И вообще – никуда не уезжать, остаться здесь, в этом тихом лесу, в чудном, благостном уголке России, где природа обладает чудесным, целительным, успокоительным воздействием, здесь прожить жизнь, здесь растить наших детей...

Природа вокруг Маленькой, конечно, редкостно прекрасна, и, наверное, она обладала не просто целительным и успокоительным, но и расслабляющим мозги действием, потому что я тупо верил каждому слову Алины. И уже маячили передо мной эти розовые картины: вот мы в образе этаких Филемона и Бавкиды, вот наши детки – исключительно Касторы и Поллуксы по силе родственной привязанности... И я потихоньку начал склоняться к необходимости сделать Алине эту операцию по перемене внешности. Во-первых, думал я, с прежним лицом ее рано или поздно найдут. Не может ж она безвылазно в лесу жизнь прожить, не скажу в Москву, но хоть в Нижний, хоть в Семенов съездить захочется, нельзя вечно находиться под дамокловым мечом возможного ареста! А во-вторых, заговорили во мне этакие первобытные инстинкты, чувства собственника: конечно, Алина удивительная красавица, но это красота роковой женщины, любовницы, а не жены, не хранительницы, а разрушительницы домашнего очага. Вряд ли я смогу спокойно жизнь прожить при этакой чаровнице, при этакой Цирцее. Мне же самому спокойнее будет, если я убавлю этой невероятной обольстительности у Алины...

Короче говоря, я уже с меньшим негодованием думал об изменении ее внешности, я уже был на это почти согласен, а удерживала меня только мысль, что природа воздействия Алины на мужчин от этого не изменится. Я же говорю, от нее какие-то чары исходили, особенные чары, которые так или иначе улавливало всякое существо мужского пола – и не находило в себе сил им противостоять. Я побаивался, что покоя знать не буду, даже если из юной красотки превращу ее в уродливую старуху. Я и смеялся над собой, и в то же время беспокоился.

Не знаю, как долго длился бы и чем бы закончился этот наш роман, как в дальнейшем сложились бы судьбы мои, Алины и Гнатюка, если бы не вмешался случай.

Случай, этот всевластный распорядитель человеческих жизней, умеющий принять облик самого незначительного, а порою и ничтожного существа, на сей раз явился мне поперек дороги в образе телефонной трубки, которая попалась мне на глаза. В нашем отделении, надо сказать, были не обычные телефоны, а радиотелефоны с переносными трубками. Их в здании имелось четыре штуки: один стоял в комнате Гнатюка, два других – в коридоре между палатами, и еще один – в комнате отдыха медперсонала. Радиотелефон, с одной стороны, удобнейшее устройство: когда говоришь, ты не привязан проводом к аппарату, свободен в передвижении; а с другой – вещь довольно хлопотная, потому что после разговоров трубки эти то и дело забывались на креслах, на подоконниках, на столах, под кроватями, даже в туалетах и ванных, да где только они не забывались, так что найти их было порою довольно сложно. Вот эта случайная трубка оказалась брошенной кем-то из медсестер в процедурной, на полке аптечного шкафа с перевязочным материалом.

Не передать словами, как я разъярился, наткнувшись на нее! Ведь материалы в этом шкафу стерильны, и хоть они, конечно, хранятся упакованными, все равно: телефонная труба, захватанная множеством рук, – не тот предмет, который должен валяться в аптечном шкафу. Я схватил трубку и пошел, потрясая ею, разыскивать виновную. Разумеется, ею была дежурная медсестра, вот в дежурку-то я и направился, пылая праведным негодованием. В эту минуту и произошла случайность, которая сыграла роковую роль в нашей жизни.

У нас была обычная многоканальная офисная мини-АТС с автоматическим включением блокираторов слышимости. То есть, когда по одному телефону разговаривают, по другому услышать разговор невозможно, и ты можешь параллельно звонить куда угодно. Возможно, я один знал, что эта же самая АТС была снабжена неким устройством вроде селектора, а проще сказать – подслушивающим устройством. Поскольку пульт находился в комнате Гнатюка, он мог при желании включить обратную связь и не только прослушивать все телефонные разговоры пациентов и персонала, но и слышать обычную болтовню, которая происходила в пределах действия трубки. Уж не знаю, что там с ней произошло, с этой многосложной техникой, видимо, что-то замкнуло, у какого-то реле заехал шарик за ролик... Ходят слухи, что даже компьютеры, которые отвечают за запуск ракет с ядерными боеголовками, порою клинит и они самостоятельно пытаются развязать третью мировую войну – что ж говорить о какой-то несчастной мини-АТС...

Короче, на трубке, которую я держал в руке, замигала красная лампочка: кто-то звонил в санаторий, и я невольно нажал на кнопку приема, хотя зуммера не слышал, а это означало, что вызов поступил на другой аппарат. Разумеется, я немедленно выключил бы телефон, чтобы не подслушивать чужой разговор, однако я услышал голос Алины – и невольно помедлил. Какое-то мгновение удивлялся, почему она не говорит обычного «Алло», или «Привет», или «Кто это?» – ну, всего, что принято изрекать в начале телефонного разговора. Я как бы вклинился в середину давно разгоревшегося скандала.