— Наверное, мне не следует приходить к тебе — это доставляет неудобства твоей семье. Ничего страшного. Я все понимаю. Я ведь увижу тебя в институте?

— Конечно, — ответила Кира. — Спасибо тебе, Андрей, и спокойной ночи.

Лео стоял на крыльце пустого особняка. Он даже не пошевелился, когда услышал шаги Киры, пробиравшейся к нему через сугробы. Он стоял неподвижно, засунув руки в карманы.

Когда она подошла к нему, их глаза встретились. Этот взгляд значил больше, чем поцелуй. Затем его руки стиснули ее с такой дикой силой, словно он хотел в клочья разорвать ее пальто.

— Кира… — вымолвил он.

В его голосе прозвучало что-то странное, пугающее. Она сорвала с него шапку и, приподнявшись на цыпочки, дотянулась до его губ своими. Ее пальцы перебирали его волосы.

— Кира, я уезжаю, — сказал он.

Ее взгляд изменился, притих, голова немного наклонилась к одному плечу, в глазах — вопрос, но не понимание.

— Сегодня ночью я уезжаю. Навсегда. В Германию.

— Лео… — произнесла она.

Глаза ее раскрылись шире, но не были испуганными. Он говорил, словно вгрызаясь в каждое слово, словно сами звуки слов, а не их значение, источали ненависть:

— Я преступник, Кира. Контрреволюционер. Я должен покинуть Россию, прежде чем они доберутся до меня. Я только что получил деньги из Берлина от тети. Мне переправили их контрабандой. Я только этого и дожидался.

— Ты уезжаешь сегодня ночью? — спросила она.

— Да, на лодке контрабандистов. Они вывозят из этой волчьей ямы человеческие тела и отчаянные души, такие как моя. Если нас не обнаружат, то мы доберемся до Германии. Если же нас поймают… не думаю, что всех приговорят к расстрелу, но я еще не слышал, чтобы кого-то помиловали.

— Лео, ты ведь не хочешь покинуть меня.

Он посмотрел на нее скорее с ненавистью, чем с нежностью.

— Иногда мне хочется, чтобы нас поймали и вернули назад.

— Лео, я поеду с тобой.

Он не удивился.

— Ты отдаешь себе отчет, какому риску ты себя подвергаешь? — Да.

— Ты знаешь, что рискуешь жизнью, если мы не сумеем собраться до Германии, да и если сумеем — тоже?

— Да.

— Аодка отходит через час. Это далеко. Нужно ехать немедленно. На сборы времени у тебя нет.

— Я готова.

— Нельзя никому ничего говорить, даже попрощаться по телефону.

— Мне не нужно ни с кем прощаться.

— Хорошо. Пойдем.

Он подобрал шапку и, не говоря ни слова, быстро зашагал к улице, не глядя на нее, не замечая ее присутствия. Он остановил сани и назвал извозчику адрес. Острые полозья врезались в снег, а злой ветер вцепился в их лица.

Они завернули за угол, проехали обвалившийся дом; занесенные снегом кирпичи были разбросаны по всей улице. Свет от фонаря, стоящего за домом, проникал в пустые комнаты, освещая каркас железной кровати, который болтался, зацепившись за что-то наверху. Продавец газет выкрикивал грубым голосом: «„Правда“!.. „Красная газета“! Покупайте!»

— Там, — прошептал Лео, — там авто… бульвары… огни…

В дверях дома стоял пожилой мужчина, занесенный снегом. Голова его опустилась на грудь. Он спал, склонившись над подносом с домашними пирогами.

— …Помада и шелковые чулки… — прошептала Кира.

Бездомный пес вынюхивал что-то возле помойной бочки, стоявшей под темным окном кооператива.

Лео прошептал:

— …Шампанское, радио, джаз…

— …Словно «Песня разбитого бокала»… — прошептала Кира.

Мужик пробурчал, согревая дыханием руки:

— Сахарин, граждане!

Какой-то солдат грыз семечки, напевая песню про яблочко.

Следом за санями несло ветром отклеившиеся плакаты, которые, казалось, метались от дома к дому. Все оставалось позади: красное, белое, оранжевое, серпы, молоты, колеса, вши, аэропланы.

Шум города утихал у них за спиной. К небу тянулись черные фабричные трубы. Через улицу, от дома к дому, был протянут канат, на котором висел, словно занавес, огромный плакат. Извиваясь на ветру в немыслимых конвульсиях, он кричал улице и ветру:

ПРОЛЕТАР… НАША КОЛЛЕКТИ… РАБ… КЛАСС… БОРЬБУ ЗА СВОБ… БУД…

Глаза их встретились, и этот взгляд был словно рукопожатие. Лео, улыбнувшись, сказал:

— Я не мог просить тебя ехать со мной. Но почему-то я знал, что ты поступишь именно так.

Они остановились на какой-то немощеной улице, возле ограды. Лео заплатил извозчику, и они медленно пошли пешком. Лео с опаской проследил за санями, до тех пор, пока они не скрылись за углом. Он сказал:

— До моря еще три километра. Ты не замерзла?