– Многие скажут: то, что хорошо для асов, не всегда хорошо для смертных!

– Да пусть тролли возьмут того, кто так скажет! Если уж кому-то нужно совать нос в мои дела и непременно требовать каких-то объяснений, то это ничуть не хуже всякого другого!

Однако, ссылка на решение богини Скади была единственным достойным объяснением, которое они могли предложить досужим умам Морского Пути. А что, например, она скажет своей матери и домочадцам Льюнгвэлира, когда те приедут? При всем желании Ингитора не смогла бы объяснить, как это вышло . Привезенную из Медного Леса старую рубашку, ту, со швом от ворота до пояса, кое-где замаранную кровью от его царапин, Торвард запретил стирать и велел хранить в особом ларце на вечные времена. «Расскажу внукам, когда буду умирать!» – говорил он Ингиторе, хотя именно сейчас был особенно настроен жить вечно. И пока самое достоверное объяснение оставалось за Флитиром Певцом из Бергелюнга, сказавшим однажды и не устававшим повторять: «Да понравились они друг другу, чего вам еще надо?»

Но, как ни старалась Ингитора подготовиться к неизбежному, она все же разволновалась, когда услышала, что в Трехрогий фьорд приплыли корабли слэттов. Новость эту от Лейдольва Беглеца принес гест, верхом скакавший по берегу и опередивший корабли, шедшие на веслах при неблагоприятном ветре. К Аскефьорду плыл сам Эгвальд ярл в сопровождении множества людей с дружинами.

– Давно пора ему появиться! – говорили люди, торжествуя, что их обожаемый конунг перехватил у слэтта невесту. – А то как бы не заржавело то золото, которое он должен нашему конунгу за свое освобождение!

– Но какие у него намерения? – допрашивала гонца кюна Хёрдис, почти довольная возможностью новой войны, которая обязательно покроет ее сына новой славой. – Эгвальд ярл выглядел не слишком воинственно?

– Он выглядел довольно-таки воинственно! – подтвердил гонец. – Лейдольв ход-трединг непременно пожелал предупредить тебя, конунг, хотя нельзя сказать, чтобы намерения у слэттов были враждебные. Сказали-то они, что должны вернуть тебе золото за выкуп, но, по правде сказать, вид у Эгвальда ярла был не самый дружелюбный. Лейдольв ход-трединг также велел передать тебе, конунг, что сам он с хорошим войском отправится следом за слэттами уже на другой день. Так что он будет под рукой, если вдруг понадобится.

В ближайшие несколько дней в Аскефьорде говорили только об этом. Особой боязни не ощущалось: хёльды и ярлы с дружинами, ходившие с конунгом на Квиттинг, еще не разъехались по домам в ожидании его свадьбы, и Аскефьорд отнюдь не был беззащитен. Трепетала в ожидании этой встречи одна Ингитора.

– Я боюсь, что Эгвальд будет требовать, чтобы я вернулась! – говорила она Торварду. Разговоры их происходили в гриднице, под сенью священного ясеня и в присутствии толпы народа: Ингитора привыкла, что Торвард постоянно окружен людьми, и даже сомневалась, позволят ли им хотя бы брачную ночь провести не на всеобщем обозрении.

– Будет требовать? – отвечал Торвард, поднимая брови. – Во-первых, по какому праву он будет что-то у меня требовать? А во-вторых, чем он недоволен? Вы ведь с ним даже не были обручены по-настоящему, так что прав на тебя у него никаких. Или он думает, что я держу тебя здесь силой?

– Думаю, да. Он же не знает… Он едва ли даже знает, что ты не освободил меня от Бергвида, что мы встретились раньше. Я для Эгвальда то же самое, что твой Дракон Битвы для тебя. Пока я здесь, ты для него самый первый враг.

– Но ему придется смириться с тем, что ты здесь. И я на его месте не задирал бы нос перед человеком, который взял меня в плен и отпустил без выкупа.

– А он наверняка говорит всем, что на твоем месте не гордился бы победой, одержанной с помощью колдовства!

– А пусть говорит, что хочет! Тролли с ним! Я-то знаю, как все было на самом деле, и люди мои знают. Правда? – Торвард огляделся, и гридница ответила ему дружным гулом одобрения. – А если он думает, что я держу тебя силой, то он скоро сам будет здесь и убедится, как оно на самом деле.

– Его это не утешит.

– Это его трудности. Я свои решил, и он пусть решает свои. Он ведь уже большой мальчик! – Торвард усмехнулся. – И я не нанимался ему в воспитатели.

Ингитора вздохнула: ах, если бы и для нее все было так просто!

– Он не зря ведет с собой большое войско! – продолжала она. – Он наверняка готов отстаивать свое право силой.

– Он уже его отстаивал. Разве я тебе не рассказывал, чем это кончилось?

– Да пусть они хоть всем племенем приходят, посмотрим, кого потом будут хоронить! – крикнул Фреймар ярл из Бьерндалена, и Ингитора с упреком посмотрела на человека, который и без того казался ей слишком заносчив.

– Ты забываешь, что это и мое племя! – воскликнула она. – Ведь на этих кораблях будут мои соплеменники.

– Нет, моя радость! – весело, но твердо ответил ей Торвард. – Твое племя теперь здесь, а не там. Так уж сложилось, и тебе надо к этому привыкнуть. Твои теперь – фьялли.

Он был прав, и с этой правотой приходилось смириться. Ингитора поймала многозначительный, чуть насмешливый взгляд кюны Хёрдис и вспыхнула. При всех различиях между ними имелось одно бесспорное сходство: обе они выбрали в мужья конунга вражеской страны, причем причиной войны перед этим послужили они сами. Но если кюну Хёрдис никогда в жизни совесть не мучила, то Ингитора теперь осознала, что со смертью Бергвида еще не все трудности позади и что ее ждут еще весьма тяжелые последствия ее прежних дел.