– Я тоже так подозреваю, но не хочу, чтобы Харботтл это понял.

– Но в чем здесь тайна?

Гриффиту очень хотелось все объяснить отцу и попросить у него совета. Но сделать это тайком от Мэриан означало бы предать ее доверие, то самое доверие, которое Рис считал недостижимым.

– Отец, я не могу всего тебе открыть – на карту поставлена моя честь, но должен предупредить: присутствие здесь Мэриан и Лайонела означает опасность для замка Пауэл и всех его обитателей. В твоей воле отказать им в убежище, и тогда мне придется поискать другое место.

– Чушь, – фыркнул Рис с обескураживающей прямотой. – Если я откажу им в убежище из страха за собственную жизнь, твоя мать столкнет меня с самой высокой башни и, что еще хуже, откажется пустить к себе в постель.

Гриффит невольно хмыкнул, поскольку почти ожидал нечто подобное, однако по справедливости обязан был предупредить отца.

– Должен еще сказать, что Мэриан никогда не была любовницей Харботтла.

Рис суженными глазами оглядел сына с головы до ног.

– Я не стану просить тебя поступиться честью, только ничего не говори матери. Она ненавидит секреты.

Откинувшись в кресле, Гриффит с облегчением понял, что Рис, по крайней мере в эту минуту, не испытывает неприязни к Мэриан. Хотя долг Гриффита по отношению к семье все еще заключался в улучшении ее благосостояния и могущества, в груди Риса по-прежнему билось романтическое валлийское сердце, неспособное допустить отчуждения сына от тех, кто его любил.

– Так что мы будем делать с Харботтлом? – спросил наконец Гриффит. – С этим «призраком»?

– Ты называешь его призраком? – громко расхохотался Рис, но тут же вновь стал серьезным. – На твоем месте я не оскорблял бы духов, причисляя к ним Харботтла.

– Да, даже они могут обидеться, – согласился Гриффит. – Ну что, оставим его в заточении? Он предательская скотина, и, возможно, стоило бы последить за ним.

– Наверное, лучше вышвырнуть его из замка, – задумчиво протянул Рис. – Весенняя погода неустойчива – то дождь, то холод. Если останется в наших краях, он совсем скоро почувствует себя худо.

– Зато у нас ему неплохо.

Глаза их встретились, и отец с сыном решили выкинуть его вон.

– Ты должна выпить снадобье, – уговаривала Энхарад, поднося чашу к сжатым губам Мэриан. – Ты ведь обещала Арту.

Мэриан зажала нос, пытаясь не вдыхать отвратительный запах.

– Но я не обещала, что буду пить это до конца жизни. Мне уже лучше.

– Так оно и есть. Неделя в постели пошла тебе на пользу. Еще неделька – и все будет в порядке.

– Еще неделя?! – взвизгнула Мэриан, но, к ее досаде, голос постыдно сорвался – обстоятельство, которым Энхарад не преминула воспользоваться.

– Видишь, ты еще совсем слаба. – Она погладила Мэриан по щеке, совсем как мать, успокаивающая младенца. – Если выпьешь, я позволю кое-кому навестить тебя.

Мэриан окинула женщину свирепым взглядом, горько сожалея о собственной слабости. Она была твердо уверена, что не выживет: на этот раз смерть подошла слишком близко. Дни, когда лихорадка пожирала ее, казались бесконечными: темный водоворот боли и страха, отвратительных кошмаров и изнуряющий кашель, как только она просыпалась. Болезнь погасила искру энергии, позволявшую до сих пор держаться и переносить трудности. Мэриан не могла поднять головы от подушки, но причины делать это, похоже, вовсе и не было. Она могла бы проверять каждый день, на месте ли спрятанное в мешке сокровище, но теперь это почему-то казалось почти не имеющим значения. Она могла даже сесть, причесаться и встать, чтобы позаботиться о нуждах тела, но не желала выходить и оказываться лицом к лицу с мириадами опасностей и трудностей, в которые превратилась ее жизнь. Сын в безопасности, о нем заботятся, но сама Мэриан устала. Устала до изнеможения.

– Я разотру тебе спину, – предложила Энхарад.

Мэриан поколебалась. Энхарад знала, как обращаться с больными.

Гриффит предложил ей свою мать, словно величайший подарок, который мог преподнести, и Энхарад оказалась именно таким бесценным даром. Она приняла Мэриан под свое крылышко, словно любимого и заблудившегося цыпленка. Мэриан считала, что Энхарад слишком хлопочет над ней, но та делала это с такой искренней любовью, что девушка была готова на все, лишь бы облегчить беспокойство женщины. А Энхарад умела любить. Она любила Мэриан, любила Лайонела, словно собственных детей, и сейчас терпеливо подманивала девушку, как умеют делать лишь нежные матери, а та охотно шла в «западню».

– Тиранка, – пробормотала Мэриан и с гримасой отвращения поднесла к губам чашу. Омерзительное пойло имело вкус дерьма летучей мыши, смешанного с травами, и, насколько знала Мэриан, вполне могло им быть. Однако подобная мысль была настолько невыносимой, что она покорно приняла кружку с элем, протянутую Энхарад, чтобы заглушить гадкий вкус, и, подняв свободную полотняную сорочку, перевернулась на живот. – Пожалуйста, разотри мне спину.

Энхарад села на постель рядом с Мэриан, откинула тяжелые рыжие пряди и начала массировать шею и плечи, затекшие от долгих часов лежания в постели. Мэриан застонала от удовольствия, но все же спросила: