Шрифт:
– Не могу, никак не могу понять тебя…
– Потому что ты влюблен в мою жену. Постой, не сердись! Факты остаются фактами, какими бы они неприятными ни были. Человек не властен над своими чувствами, и я на тебя зла не держу. Да и повода для этого у меня нет. Ты слишком большой пуританин, чтобы решиться на что-то, а если бы даже и решился, у тебя все равно ничего не выйдет: ведь Джо Энн – сущий ангел…
Гай заметил, что лицо Уилларда Джеймса передернулось от отвращения.
– Послушай, Кил, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие, – не кажется ли тебе, что подобный разговор допустим только наедине между двумя мужчинами? Друзьями даже, кем мы до сих пор, как это ни смешно звучит, остаемся?
– Ты прав. Это говорит о моем дурном вкусе, – проговорил Килрейн заплетающимся языком. – Что ж, всем известно, что мои вкусы не слишком изысканны. Вот и Лиз тому подтверждение…
– Раз уж ты сегодня так словоохотлив, – сказал Гай, – расскажи мне, как ты умудрился спутаться с ней… такой?
Килрейн откинул голову и расхохотался:
– Такой? Как ни смешно, но это очень для нее верное слово – «такая». Да я ее много лет знаю. Она меня никогда особенно не интересовала. Это жена меня к ней толкнула: Джо такая… безупречная. Терпеливая и покорная. Ей не нравятся мои безрассудства и взбалмошность, но она никогда и слова в упрек не скажет. Видишь ли, парень, мне нужна такая женщина, чтобы пыхтела, обливалась потом, кричала, кусалась – ну, в общем, ты меня понимаешь. Хочу, чтоб она пахла, как женщина, а не мылом, духами и рисовой пудрой…
Уиллард Джеймс вскочил с перекошенным лицом.
– Я пройдусь немного, Гай, если ты не возражаешь, – проговорил он. – Мне нужно… глотнуть воздуха.
Килрейн усмехнулся:
– Сидите, мистер Джеймс. Не надо корчить из себя святую невинность. Должен вам сказать, что мужчине более пристало грешить, чем сосать кровь своих ближних…
– Довольно, Кил, – сказал Гай холодно. – Садитесь, Уилл. Я с ним сумею совладать.
– Тогда сдаю его вам с рук на руки, – сказал Уиллард Джеймс, – только, боюсь, после этого их долго придется мыть. – И он с достоинством удалился.
«Да, об Уилле Джеймсе можно сказать только хорошее», – подумал Гай.
– Жаль, что все так получилось, – сказал Килрейн угрюмо. – Джо слишком хороша для меня. Ты ей больше подходишь. Да я ее и не любил никогда по-настоящему. Она не в моем вкусе: слишком уж всегда походила на ангелов, которыми разукрашены потолки в католических храмах. Но теперь-то она привязана ко мне, хотя заслуживает лучшей участи. И она никогда меня не бросит, даже если я потеряю Фэроукс, а я его потеряю с этой проклятой страстью к азартным играм. Даже если она будет голодать, все равно не склонит свою гордую голову. И в один прекрасный день она меня возненавидит, а может, уже и ненавидит втихомолку. Я этого не вынесу, Гай! Не вынесу!
И в его затуманенных, налитых кровью глазах появились слезы.
– Пойдем, Кил, – сказал Гай. – Я провожу тебя домой.
«В жизни ничто не бывает просто, – подумал он с горечью. – Как же можно испытывать ненависть к человеку, если так его жалко?»
Он провел большую часть следующих двух недель, обустраиваясь в Мэллори-хилле. Ему помогали Уиллард Джеймс и Фитцхью. Все трое стали закадычными друзьями. Банкир, несмотря на свои сорок восемь лет и поистине леденящую чопорность, оказался весьма приятным при ближайшем знакомстве человеком. Эти недели были омрачены двумя инцидентами, первый из них, правда, имел скорее комический оттенок.
Как-то днем, вернувшись домой с плантации, они обнаружили, что одна из служанок корчится на полу от боли. Все, чего они сумели от нее добиться в перерывах между истошными криками, было:
– Никиа заколдовал меня! Никиа заколдовал меня!
Гай кликнул обоих пигмеев.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – вопросил он.
– Она меня отшлепала, бвана, – сказала Сифа, – и за это Никиа напустил на нее порчу. Наступит ночь, Эсамба съест ее мозги, и она станет большой сумасшедшей дурой!
– Никиа… – начал Гай.
– Нет, хозяин! – воскликнул Никиабо. – Она самая плохая, подлая, мерзкая девка!
«Однако, – весело подумал Гай, – Никиа чертовски быстро овладевает диалектом негров Миссисипи».
– Сними с нее сглаз, Никиа, – сказал Гай.
– Вы хотите сказать, что верите во всю эту чепуху? – изумленно воскликнул Уиллард Джеймс.
– А вам не приходилось жить в Африке, Уилл? Вы же верите в воскресение из мертвых, хотя никогда и не видели его. А я видел, как Эсамба лишал людей разума. Проклятье, Никиа, сейчас же сними с нее колдовство!
– Нет! – выпалил пигмей.
– Хорошо же, – сказал Гай и перешел на суахили. – Твоя правая рука утратила свою силу, Никиабо! Твоя правая ноги искалечена! Ты больше не можешь ни поднять руку, ни ходить!
– Что… что, черт возьми, ты говоришь, Гай? – прошептал Фитцхью.
– Я напускаю на него еще большую порчу, – сказал Гай спокойно. – Смотрите: Никиа, ну-ка подними правую руку!
Пигмей попытался выполнить приказание, но не смог поднять руку, хотя на его лбу цвета черного дерева от напряжения выступили капельки пота.