– Что ты знаешь? – услышала я однажды, как она обращается к Марии. – Когда у тебя будут дети, ты, возможно, что-нибудь поймешь. – В представления миссис Бруно о роли женщины не входила большая часть того, чем мы с Марией активно занимались ежедневно.

Мария и Анджела никогда не принимали точку зрения друг друга.

Несмотря на наше стремление заказывать в ресторанах сытные калорийные блюда, мы – особенно Мария – знаем свою норму, свой предел. Мария дважды в неделю плавает в бассейне, регулярно занимается в фитнес-центре. Ей не угрожает излишний вес. Подозреваю, что десерт она ест только при мне. Мария не сидит на диете; она разумно относится к еде. И только она одна из всех, кого я знаю, вполне удовлетворена своим телом.

– Да, у меня есть бедра, – говорит Мария. – Я привыкла к ним.

Меня проблемы с весом тоже не слишком волнуют, поскольку я из породы женщин, стройных от природы. Нервничая, я начинаю худеть. И Мария порой искушает меня, что ей частенько удается.

– На этот раз все плохо, – говорит Мария о матери.

– Она говорит?

– Еле-еле. Кажется, просила кока-колу.

– А может, кокаин? – шучу я.

– Это было бы здорово. Моя матушка – наркоманка. Звучит куда забавнее, чем «моя матушка – толстушка с куском торта в руке». – Мария выглядывает в окно. – Прости, но все так ужасно.

– Это просто нервы.

– Это просто правда, к сожалению.

– Ты измучена.

– Точно. Я так устала от всего, от ее болезни, от ее раздражения. Моего раздражения. – Я молча киваю. – Я все еще надеюсь, что все обойдется, – продолжает Мария. – А может, и нет.

В комнату входит отец Марии с желтым пластиковым стаканчиком в руках. Он довольно своеобразный человек. Фрэнк наклоняется и обнимает нас, он всегда любил это делать. Отказавшись от кофе и еды, он тут же уходит.

– Вот кому не помешал бы кусок пирога, – шепчет Мария.

Роюсь в шкафу в поисках подходящей одежды для похорон.

– Я бы одолжила тебе одно из моих черных платьев, – говорит Мария, – но они слишком сексуальны.

Она валяется на моем диване, наблюдая, как я вытаскиваю ворох тряпок. Я накрыла ее одеялом, напоила соком, и, кажется, Мария немного успокоилась.

– Это было бы интересно, – замечаю я. – Сексуальные похороны.

– А мне это нравится, – оживляется Мария. – Я оставлю распоряжение в своем завещании. Все женщины должны быть в коротких платьях и в больших бриллиантовых серьгах. Шампанское в четыре. Мужской стриптиз в пять.

Я между тем вытаскиваю из шкафа таинственный полиэтиленовый пакет. Непостижимым образом в моем шкафу очутился мамин сине-белый матросский костюмчик, который я последний раз видела на Джейни. Видимо, чья-то шутка. Показываю находку Марии.

– Я всегда боялась, что кто-нибудь оденется так же, как я, – замечает Мария. – С этим ты можешь ни о чем не беспокоиться.

– Настоящая женщина найдет правильное решение даже на похоронах, – гордо заявляю я.

– Настоящая смелая женщина.

Я останавливаю выбор на клубном костюме, подаренном мне мамой. Присаживаюсь на диван в ногах у Марии.

– Знаешь, – говорит она, – это как «Игра жизни». Ты играла в нее в детстве?

– Ага. Я всегда усыновляла близнецов, а потом теряла страховку.

– А мне вечно приходилось прокручивать по три круга или возвращаться через мост. Вот так и здесь. Я вновь вынуждена брести назад через этот чертов мост.

– Или пропускать ход.

– Или пропускать ход, – соглашается Мария.

Похороны состоялись в роскошный, еще один псевдовесенний день. Воскресенье. Все радостно высыпают на улицу. Это один из тех дней в Нью-Йорке, когда супруги говорят друг другу: «Посмотри, как здесь здорово! И почему только мы мечтали уехать из города?» Хотя пару недель назад они стремились на Карибы, к москитам. У неба такой цвет, что сразу становится ясно – это и есть голубой, чистый и яркий, совершенный.

– Я полагала, что похороны – мрачная церемония, – шепчет мне Джейни.

И она, и мама приехали сюда, на Стейтен-Айленд, чтобы поддержать Марию.

– Это все Мария, – пожимаю я плечами.

Джейни искоса поглядывает на меня. Ее синее платье удивительно гармонирует с моим костюмом. Мама смотрит на нас одобрительно.

– Девочки, вы, должно быть, сестры, – шутит она.

– Благодарю, – язвительно отвечает Джейни.

Подхожу к Марии и Генри. Он никогда не встречался с матерью Марии.

– Не хотела, чтобы его подвергали допросу, – объясняла Мария, – и чтобы он вдыхал клубы сигаретного дыма.

Генри выглядит замечательно в своем отглаженном сером костюме.

– Это идея моего отца. – Он смущенно пожимает плечами.

Забавно, что наши родители все еще выбирают для нас одежду.

– Генри отмылся дочиста, – сообщает Мария, обожающая следы работы в транспортном управлении на руках Генри. – Но я все равно считаю, что грязные пятна недооценивают в обществе.

– Как ты? – тихо спрашиваю я.