Шрифт:
– Улицы – не место для тех, кто поглощен мелочами жизни.
– Только не говори, что эти мелочи абсолютно безопасны. – Я указываю на его мопед.
– О нет, поездка на такси в наше время гораздо опаснее. – Рой отбирает у меня стопку гранок и добавляет их к уже сложенным в багажник.
– Я редко езжу на такси. Обычно хожу пешком.
– Тебе стоит приобрести шлем, – советует Рой. – Точно. Я знаю. – Рой выходит из лифта на моем этаже. – Не впадай в отчаяние от скуки, – машет он рукой на прощание.
Рой совершенно обалдел от множества курсов философии в колледже, как он сам рассказывал. Свою работу рассыльного он считает отдыхом, оставляющим ему много времени для размышлений: «Это как дар высших сил, и я искренне признателен им».
– Он наркоман, – заявила однажды Моник.
– Нет, – возразила я. – Он просто очень молод.
– Это еще хуже, – парировала Моник.
Я благодарна Марии, лучшей подруге и фармацевту, за то, что составила мне компанию в чайной, где мы должны встретиться с Софи. Когда я сообщила Моник, что отправляюсь в город на ленч, она сказала:
– Пора бы уже.
– Я могу немного опоздать.
– Я притворюсь, что это беспокоит меня, если тебе так легче.
Мы с Марией оказываемся в зале, заполненном обедающими женщинами. Не вижу знакомых лиц, и на меня это нагоняет тоску.
– В вашей забегаловке нет салфеток, – замечает Мария.
– Зато они предлагают тебе несколько бумажных полотенец. Проявляют заботу.
– Слушай, это круто.
Моя лучшая подруга умирает от желания поскорее встретиться с Софи. По такому случаю, она даже начесала волосы.
– Я несчастна, – признаюсь я.
– Съешь пару сандвичей, – предлагает Мария. – И все образуется.
– Я хочу сбежать в большой тенистый лес. Хочу мира и счастья.
– Ты хочешь лепешек, – возражает Мария.
– И этого тоже.
В дверях появляется Софи, вся в розовом шелке дивного клубничного цвета. Сверкающий золотой кулон украшает ее грудь. Это якорек или крестик в стиле нью-эйдж.
– А вот и Софи.
– Она великолепна, – говорит Мария.
Представляю дам друг другу, и, кажется, Софи тронута тем, что я привела лучшую подругу на встречу с ней.
– Девочки, вы такие худые, – замечает она.
Видимо, это комплимент.
– Мы еще не ели лепешек со сливками, – поясняет Мария.
– Джейни не смогла прийти, – лгу я. И сразу же, чтобы не развивать эту тему, спрашиваю: – Как папа?
– О, ваш папа! – Софи небрежно взмахивает рукой, что, вероятно, означает: «Он в порядке, спасибо».
– Ваш папа такой забавный, – вставляет Мария.
Я задумываюсь о том, что наши друзья совсем иначе, чем мы, оценивают наших родителей. Но да, пожалуй, он действительно забавный, по крайней мере с друзьями.
– Он сама радость, – изрекает Софи.
– Никогда не была в Техасе, – поддерживает светскую беседу Мария. – Какие там аптеки?
Софи отвечает без малейших колебаний:
– Самые лучшие, просто замечательные, в Хьюстоне.
Спрашиваю, что привело ее в Нью-Йорк.
– Я ужасно люблю магазины, но не предполагала, что у вас такие странные продавщицы. Им всем явно не хватает чего-то, что есть в избытке у нас дома.
– Манер? – спрашиваю я.
– У них есть манеры, – возражает Мария, – но, они их не демонстрируют.
– Зато у вас имеются последние новейшие достижения модной индустрии. – Софи откусывает от сандвича с огурцом.
Сандвич такого размера, что я бы засунула его в рот целиком. От лепешек, на которые мы с Марией с радостью навалились, она отказалась.
Мария заводит разговор о различных стилях мебели, о диванах и прочем. Она способна разговорить кого угодно, от пятилетнего малыша до восьмидесятилетней бабульки, предпочитающей общение медицинской консультации. Так что Софи для нее совсем не проблема. Я так благодарна Марии, что предлагаю ей свою последнюю лепешку.
– Знаешь, – обращается Софи ко мне, – ваш отец очень скучает по тебе и Джейни. Твой приезд стал для него громадным событием.
– Здорово! – Я не знаю, что ответить на это.
Мария ковыряет лепешку, видимо, выжидая.
– Если бы нам удалось залучить Джейни к нам в гости! – восклицает Софи.
Сомневаюсь, что это хорошая идея.
– Едва ли это получится, – отвечаю я.
– Но ты ведь имеешь на нее огромное влияние. Джейни наверняка доверяет старшей сестре и прислушивается к ней. Папа был бы так доволен.