Меня разбудил телефонный звонок. На будильнике было шесть тридцать утра. Я вскочила как ненормальная, думая, что есть вести про Аську, но это был тот же монотонный ненавистный голос. Я не дала ему говорить.

— Ты, сволочь, только попробуй подсылать ко мне своих шестерок! Тебе до моего ребенка не добраться, можешь хоть в узелок завязаться. И на фотографии те мне плевать, я все расскажу в милиции — и про Валентину, и про арабов — мне терять нечего!

— Отдай вещь, — настойчиво прохрипел голос.

— Если бы и была у меня эта вещь, то отдала бы ее Валентине, у нее взяла, ей и отдала бы. А кто вы такой, я понятия не имею, так что разбирайтесь сами с Валентиной. Она тоже интересуется, кто же это хочет ей дорогу перебежать, и очень недовольна, — зачем-то добавила я.

— Хорошо, я разберусь, — покладисто согласился голос.

Я отправилась в ванную и там, раздеваясь перед зеркалом, заметила, как я в последнее время похудела — прямо кости торчат. Этак недолго и на нет сойти. Поэтому, пользуясь свободным временем, я приготовила себе плотный завтрак из яичницы с помидорами и еще выпила большую чашку кофе с молоком и съела бутерброд с сыром. Что бы ни случилось, надо беречь силы!

Мария Михайловна дала Кириллу адрес и телефон Густава Адольфовича, так звали ее знакомого коллекционера. Густав Адольфович жил, как ни странно, не в огромной профессорской квартире на Фонтанке, а в типовой, хотя и большой, трехкомнатной в одном из спальных районов. Жили они вдвоем с женой Верой Ивановной достаточно замкнуто, новых людей не слишком привечали. Лет обоим было за шестьдесят. Квартира коллекционера произвела на Кирилла несколько странное впечатление. Все стены, включая коридор и прихожую, были завешаны картинами, от потолка до пола, так что не было видно стен; но и картин тоже не было видно, поскольку каждая картина была завешана платком, шалью, какой-нибудь салфеткой или просто куском ткани.

— От солнечных лучей, — пояснил Густав Адольфович. — Солнечные лучи портят картины.

Кирилл, конечно, промолчал, хотя от знакомого художника слышал, что прямые солнечные лучи действительно вредны для живописи, но только именно прямые, которые в нашем северном климате вообще редко заглядывают в квартиры, в полной же темноте масляные краски желтеют. Но он коллекционер, ему виднее.

Помимо картин, квартира Густава Адольфовича была заполнена разного рода безделушками — эмалевыми табакерками, резными и мозаичными шкатулками, фарфоровыми статуэтками.

На одном из столов громоздилась женская фигура из белого материала, похожая на мрамор, но более матовая, полулежащая, в натуральную приблизительно величину. Густав Адольфович с улыбкой дотошного экзаменатора спросил Кирилла:

— Как вы думаете, молодой человек, из какого материала изготовлена эта статуя?

Кирилл не зря провел много лет в замечательной квартире на Петроградской у родителей своего друга Жени, видел там много интересных вещей и встречался со многими людьми.

— По-моему, это бисквит, — достаточно уверенно ответил он.

Коллекционер посмотрел на Кирилла с уважением:

— Вы правы, это действительно бисквит. Такого размера бисквитные статуи практически не встречаются. Бисквит — это белый неглазурованный фарфор, статуэтки из которого, имитирующие античный мрамор, в основном выпускали в Англии с присущим этой стране строгим и сдержанным вкусом, в противовес ярким расписным статуэткам из глазурованного фарфора, изготовляемых на заводах Германии.

Вспоминая беседы с Марией Михайловной, Кирилл сказал:

— Фарфоровые изделия такого размера — это огромная редкость. Такую статую обжечь в обычной муфельной печи практически невозможно!

— Насколько я знаю, — с любовной гордостью собственника ответил Густав Адольфович, — для изготовления этой статуи была сделана специальная печь, которая после обжига разрушалась. Так сказать, одноразовая.

Эрудиция Кирилла произвела впечатление на хозяина квартиры, он разговаривал с молодым человеком с уважением и симпатией. Кирилл обмерил дверные и оконные проемы, выяснил у коллекционера все его пожелания и требования к сигнализации и собрался домой за инструментами, проводами и деталями.

— Как вы считаете, двери у нас достаточно надежны?

— Двери у вас вполне приличные. Вот замки, мне кажется, немного устарели… Стоило бы поставить настоящий «Цербер», а не польскую подделку…

— А что, те, что сейчас, не очень надежны?

— Да опытный взломщик их гвоздем вскроет, честно говоря.

Заметив, что Густав Адольфович переменился в лице, Кирилл улыбнулся:

— Это я, конечно, немного преувеличиваю, но поменять замки нужно.

— Делайте все как полагается, я оплачу.