Поднявшись, я подобрал окурок, положил, куда надлежало, и снова сел:

– Вас обвиняют?

– Да.

– Полиция?

– Полиция меня допросила. Я предоставила ей... как вы это называете?

– Алиби.

– Да, алиби. В ту ночь мы не выходили вместе. Этьен и я. Похоже, у него были дела. Не знаю, что за дела... Вернее, тогда не знала, потому что теперь... В общем я отправилась с друзьями, которые это засвидетельствовали, и полиция никогда не ставила под сомнение это... алиби. Но тот человек утверждает, что нет такого алиби, которое нельзя было бы разрушить, и что...

Она остановилась на полуслове и подобрала под себя ногу, позволив восхититься другой ногой, открытой много выше, значительно выше колена.

– Что за человек? – спросил я.

– Мое алиби не было состряпано, господин Нестор Бурма. Мне не хотелось бы, чтобы вы в этом усомнились.

– Я и не сомневаюсь. Но что за человек?

– Шантажист. Мерзкий шантажист. Но теперь-то я вижу, как все это смешно.

– И все же расскажите. Я ничего не предприму без вашего приказания.

– Эту особу я как-то встретила на вечеринке. Я его немного знаю, но никогда не поощряла. А он не отставал, если вам ясно, что я хочу сказать... Некий Морис Шасар...

– И вы хотите, чтобы я вас избавил от этого невежи?

– Уже нет. Я сама от него отделаюсь. Я вам звонила совершенно взвинченная. Все это просто смешно.

– Как вам будет угодно, – сказал я.

В эту минуту зазвонил телефон. Вставая, чтобы ответить, она резким движением обнажила часть бедра, что пробудило во мне людоедские инстинкты. Стоя с прижатой к розовому ушку трубкой, левой рукой поглаживая бедро, она приняла картинную позу, позу манекенщицы. Брови нахмурились, лицо стало жестким:

– Нет, – сказала она. – Меня нет. Нет. Я... впрочем, обождите секундочку.

Она закрыла рукой микрофон:

– Может быть, господин Бурма, вы все-таки не напрасно приехали. Звонит Морис... Морис Шасар. Мне очень хочется раз и навсегда с ним покончить. Ваше присутствие будет для меня поддержкой, а его, возможно, припугнет...

– Превосходная мысль, – одобрил я.

Она бросила на меня косой взгляд:

– Секундочку, – снова произнесла она в телефонную трубку.

Опять прикрыв микрофон ладонью, она прямо повернулась ко мне и жестко сказала:

– Господин Бурма, мне не нравится ваш тон.

– Право, барышня, я не понимаю...

– Если и вы тоже считаете... считаете, что... что я убила Этьена... то можете убираться...

Она задрожала:

– Убирайтесь!

– Ничего подобного я не считаю, – тихо сказал я. Она угасла столь же стремительно, как и вспыхнула.

– Простите меня, – вздохнула она. – Это все нервы... Пусть он поднимется, – почти крикнула она в телефонную трубку.

Она снова уселась, но на этот раз стараясь ничего лишнего не выставлять. По просьбе молодой женщины я пошел открыть дверь типу, который звонко выкрикнул мне:

– Добрый вечер, моя милая куколка!

– Я не та, за кого вы меня принимаете, – возразил я.

– Ох, извините, – отступая, пробормотал он.

От него разило вином, а лицо сохраняло оттенок, характерный для встающих поздно и не ложащихся рано людей. Одет он был неплохо, с чуть сомнительной элегантностью, но без крайностей. Молод. Глаза каштановые, с такими же кругами. Прямой, длинный нос, украшенный на конце тонкой сетью синеватых вен. Папенькин сынок в постоянном подпитии или незлой светский хлыщ. Несмотря на нос пьяницы (или страдающего печенью), довольно симпатичный и даже, если все принять во внимание, красивый малый. Под одеждой угадывались крепкие мускулы. Да почему бы и нет? Тип журналиста новой школы, из тех, что кладут ноги на стол и носят шляпу на манер громил, насмотревшись американских фильмов.

– Заходите, – сказал я. – Мы устроим игру на троих.

– Что...

Со своей кушетки Женевьева Левассер приказала:

– Входите же.

Он вошел. Встал посреди комнаты. Сначала взглянул на девушку, потом на меня.

– Представляю вам господина Нестора Бурма, – сказала хозяйка дома.

– Нестор Бурма?

Он почесал кончик носа.

– Частный детектив, – уточнила она.

– Ясно, – произнес он. – Знаю по имени.

Он усмехнулся:

– Так, значит, ему предстоит разыскать картину?

– Какую картину?

– Не стройте из себя дурочки! – рявкнул он. – Ваш любовник был вором. Он украл из Лувра картину. Он мертв и...

Голос его пресекся. Взглядом он поискал стул и упал на него, вытирая лицо. Из-за жары, царившей в комнате, или из-за выпитого вина он почувствовал себя очень плохо. Малютка Женевьева вихрем сорвалась с кушетки. Она стояла трепещущая, с вздымающейся гневно грудью, со сверкающими глазами.

– Вы его слышите, господин Бурма? – прорычала она. – Вы слышите? Он клевещет на меня! Этот грязный тип клевещет на меня. Он...