С Филби я впервые встретился в 1963 году, когда он окончательно вернулся в Москву. Нужно было вручить ему советский паспорт, что я и сделал с удовольствием. Встреча была короткой, тем не менее он произвел на меня неизгладимое впечатление. Это был необыкновенно цельный, глубоко эрудированный человек. Мне особенно импонировало то, как он с большим чувством юмора воспринимал, скажем так, некоторые неудобства нашего быта.

Когда мне довелось соприкоснуться с практической деятельностью Филби, я убедился в его замечательных профессиональных качествах. Это произошло в тот период, когда он стал представителем Сикрет интеллидженс сервис в США по связи с ЦРУ и ФБР (октябрь 1949 — июнь 1951 года). Такое везение нечасто выпадает на долю разведки. Для нас же это стало первой возможностью действовать сразу против двух наших тогдашних главных противников — британской и американской спецслужб. Вряд ли стоит напоминать, что за почти два года нахождения на этом посту К.Филби сумел добыть очень много важнейшей информации о деятельности американских спецслужб во взаимодействии с СИС, раскрыл многие сокровенные тайны ЦРУ и частично ФБР, заметно обогатил наше ведомство пониманием методов этих спецслужб. Все это значительно облегчило агентурное проникновение нашей внешней разведки в разведывательное сообщество Вашингтона.

Но еще более важная часть проделанной Филби работы состояла в передаче подробнейшей информации, характеризующей личный состав американской разведки и контрразведки. Особенно ценными оказались исчерпывающие оценки личных качеств и психологических особенностей более двух десятков сотрудников ЦРУ, наиболее перспективных в плане дальнейшего продвижения в этой службе. При этом он не только дал оценку их объективным данным, но и проинформировал о том, как их характеризовал главный контрразведчик ЦРУ Джеймс Энглтон.

Об отношениях Филби с этим опаснейшим для нас противником следует сказать подробнее. Здесь же хочу отметить, что наш замечательный разведчик произвел на меня впечатление как непревзойденный мастер психологического анализа, способный глубоко оценивать людей и их поведение. Изучив данные на выбранных им сотрудников ЦРУ, он пришел к убеждению о возможности их «разработки» с целью дальнейшей вербовки. Филби подобрал возможные пути и средства склонить их к сотрудничеству, но не с нашей внешней разведкой, а с западными спецслужбами, в частности, английской, французской и западногерманской. В отношении двух кандидатов он высказал уверенность, что сам сумеет привлечь их к сотрудничеству с СИС, чем и занялся весьма успешно. Жаль только, что к 1963 году, когда Филби окончательно провалился и вернулся в СССР, эти «агенты СИС» были выведены нами в резерв до лучших времен.

Что касается Энглтона, то в его отношениях с Кимом Филби проявилась необыкновенная способность нашего разведчика вызывать к себе полное доверие как раз со стороны наиболее недоверчивых людей, каким был ловец шпионов № 1. Филби искусно использовал англофильство Энглтона, буквально привязал его к себе и добился того, что у американского контрразведчика не стало секретов от представителя СИС.

Филби характеризовал Энглтона как самого информированного в ЦРУ человека. Он знал все слабые стороны практической деятельности этой службы, все ее наиболее засекреченные источники информации, в том числе и по нашей стране. Полностью доверяя представителю СИС, Энглтон часто советовался с ним по конкретным делам и людям. Иногда нам казалось, что автором переданных в Центр шифровок был не Филби, а главный контрразведчик ЦРУ, так как их текст целиком состоял из информации, полученной от Энглтона.

Когда Филби заподозрили в сотрудничестве с советской разведкой из-за бегства в Москву Маклина и Бёрджеса и в июне 1951 года отозвали в Лондон, Энглтон не поверил этому и защищал своего английского «идола». И лишь спешный отъезд Кима Филби в январе 1963 года в Советский Союз, чтобы избежать ареста, раскрыл глаза Энглтону. Дабы избегнуть обвинений против себя за потерю бдительности, Энглтон сжег все свои записи о встречах и беседах с Филби.

Печальный опыт вызвал у главного контрразведчика ЦРУ тотальное недоверие ко всем и вся, что привело к тому, что в этом ведомстве надолго установилась атмосфера подозрительности и шпиономании. В ней буйно расцвели измышления изменника Голицина, бежавшего в США, о массовом проникновении советских «кротов» в разведывательные структуры Вашингтона, Лондона, Бонна и Парижа. Все это было на руку нашей внешней разведке.

Размышляя о роли Филби в истории с Энглтоном, я пришел к выводу, что СИС невольно оказалась нашим лучшим помощником в противоборстве с американской разведкой. Под прикрытием этой британской спецслужбы внешняя разведка успешно проводила операции, направленные против ЦРУ и ФБР, и отнюдь не только в течение 1949-1951 годов.

Живя в Москве, Ким Филби в течение четверти века (он скончался в 1988 году, и прах его покоится в московской земле) был консультантом нашей службы. Он принес неоценимую пользу, способствуя лучшему пониманию внешней разведкой действий и методов как СИС, так и ЦРУ. Советы многоопытного разведчика помогли успешно использовать таких наших агентов, как Прайм, в течение четырнадцати лет верой и правдой служившего нам, или Уокер (у него была группа помощников), от которых мы получали весьма ценную информацию по американским шифрам.

Максимов. Возглавляя резидентуру в США еще до начала второй мировой войны, И.А.Ахмеров выявил в государственном департаменте нескольких многообещающих молодых дипломатов, которые были настроены резко антифашистски. Он поручил своему помощнику Н.М.Бородину познакомиться с одним из них — назовем его кодовым псевдонимом «Двадцать девятый» — н изучить возможности его вербовки.

«Двадцать девятый» работал в латиноамериканском отделе дипломатического ведомства. Руководство очень благосклонно относилось к нему, и особенно заместитель госсекретаря Уоллес. Перед молодым дипломатом раскрывались блестящие перспективы продвижения по службе.

Бородин свел с ним знакомство и сумел завоевать его доверие. Дело в конце концов завершилось вербовкой. «Двадцать девятый» согласился сотрудничать с советской разведкой «до конечной победы над фашизмом». При этом было оговорено, что он ничего не будет делать в ущерб США.

Вплоть до отъезда Ахмерова и Бородина из Соединенных Штатов в конце 1939 года сотрудничество нового агента с нами развивалось успешно. Подписание Кремлем пакта о ненападении с гитлеровской Германией не оттолкнуло его. Он воспринял это как неизбежное зло и без колебаний заверил, что, раз вступив на путь борьбы, с него не сойдет.