— Внизу, на кладбище разбитых машин Ринго. Мама ходила туда через день.

— Зачем?

— Я убеждена, что это помогает ей поддерживать в себе злость. Мама действительно помешалась на Томе или еще помешается, как папа. Эта история ужасно подействовала на них. Да и я не облегчаю положения, уйдя сейчас из дома. — Она топнула ногой. — Мама вызовет полицейских. А потом убьет меня.

— Нет, не убьет.

— Убьет. — Похоже, она совершенно не боялась за себя, так спокойно это произнесла. — Если вы узнаете что-нибудь о Томе, дадите мне знать?

— Это может оказаться трудновыполнимым, имея в виду отношение ко мне твоей матери. Почему бы тебе самой не позвонить мне, когда понадобится? По этому номеру ты всегда можешь разыскать меня. Это служебный телефон. — Я дал ей свою визитную карточку.

Она спустилась по лестнице и бесшумно умчалась, скрывшись за деревьями, — одна из тех девушек, которые заставляют вновь поверить в этот мир...

Я направился к дому Хиллманов, чувствуя, что наконец-то овладел инициативой — инициативой, которую мог бы уступить мне и Хиллман, если бы захотел.

Прежде чем сесть в оставленную возле дома машину, я взглянул на окно комнаты Тома. Хиллман с женой сидели у окна, тесно прижавшись друг к другу, и он коротко кивнул мне.

Я поехал в сторону городка и вскоре был уже на главной улице. Мокрые тротуары были почти пустынны, народу не было, как и всегда, когда в Калифорнии идет дождь.

Поставив машину перед магазинчиком спортивных товаров и заперев ее, я спросил хозяина, где находится бар «Фло». Тот указал на запад, в направлении океана.

— Не думаю, что они работают в это время. Но есть немало и других подобных мест, которые открыты.

— А где мастерская Ринго?

— Три квартала на юг по Санджер-стрит. Первый стоп-сигнал после железной дороги.

Я поблагодарил его. Это был средних лет мужчина, весело несущий бремя своих неудач.

— Я могу продать вам чехол для вашей шляпы, — предложил он.

— Сколько?

— Девяносто восемь центов и доллар-другой — пошлина.

Я купил. Он сам надел чехол на шляпу.

— Не много для первого раза. Но...

— Красота — в пользе.

Он улыбнулся и кивнул.

— Вы сказали то, что я хотел сказать. Представляю, какой вы ловкач. Между прочим, моя фамилия — Боткин. Джозеф Боткин.

— Лью Арчер.

Мы пожали друг другу руки.

— Мое почтение, мистер Арчер. Если я не слишком назойлив, то позвольте узнать, откуда у такого человека, как вы, появилось желание выпить в баре «Фло»?

— А почему бы и нет?

— Мне не нравится, как они ведут дела, вот и все. Они сбивают у соседей цены, которые и так упали бог знает до чего...

— Как же они этого добиваются?

— Во-первых, они разрешили свить у себя гнездо молодым парням, которых вообще и пускать-то не следовало. И крепкие напитки им подают...

— А во-вторых?

— Я и так слишком разболтался, а вы задаете много вопросов. Уж не из ФБР ли вы?

— Нет, хотя, конечно, я не сказал бы вам, если бы оно так и было. А что, бар «Фло» под наблюдением?

— Не удивился бы. Я слышал, на них была подана жалоба.

— От человека по имени Хиллман?

— Да. Вы из бюро, а? Если вам хочется взглянуть на это место самому, они открываются в пять.

Было двадцать минут пятого. Я дошел до бара «Фло», который и в самом деле был закрыт. Он выглядел так, будто вообще никогда не открывался. В щелку между занавесками я заглянул в темное нутро бара. Стол и стулья в ту же красную клетку, что и занавески, были расставлены вокруг площадки для танцев. Поглубже, в полумраке, виднелось место для оркестра, украшенное яркими бумажными цветами. Все вместе взятое выглядело таким заброшенным, что можно было подумать, будто оркестранты забрали свои инструменты и уехали отсюда много лет тому назад.

Я вернулся к машине и поехал вниз по Санджер-стрит к мастерской Ринго. Она была окружена высоким дощатым забором, на котором огромными белыми буквами было выведено его имя. Черная немецкая овчарка выскочила из открытых дверей будки и деликатно схватила меня за запястье огромными желтыми зубами. Она не рычала и вообще не издала ни звука. Едва ощутимо она удерживала меня, глядя мне прямо в глаза. Толстый, даже тучный человек с круглым, как мяч, животом, едва прикрытым клетчатой рубашкой, вышел мне навстречу.