— А ведь вчера кто-то клялся, что Джек Хейджи преобразится до неузнаваемости.

— Да разве ж можно в этом городе кому-нибудь верить? А частным сыщикам — в особенности.

— Золотые слова. Не пора ли вам, сэр, утихомириться?

— Завтра же вывешу за окном объявление: «Просьба огонь не открывать, Я и так бедный и несчастный».

— Все шутишь. Я люблю, когда ты шутишь со мной. Знаешь, почему?

— Знаю. Это приносит свежую струю в твое затхлое существование.

— Нет, не поэтому. Просто человеку с таким чувством юмора будет не так обидно, когда в один прекрасный день ему оторвут яйца.

— И этот день, похоже, настал.

— Похоже.

Подобного рода беседы мы вели с капитаном Тренкелом время от времени, когда он давал мне понять, что не в духе. Когда же он вытащил из ящика полупустую бутылку без этикетки, где плескалась какая-то жидкость, я решил больше не нарываться. В комнате было так жарко, что пот тек по мне ручьями, собираясь вокруг стула лужей, просачиваясь на улицу и через люки в канализацию. До этого, впрочем, еще не дошло. Я расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и листком бумаги с капитанского стола промокал залитую потом грудь.

Рэй некоторое время не обращал на меня внимания, устремив пристальный взор на свою безымянную бутыль вместимостью в одну пятую галлона. У него было странноватое, на мой взгляд, обыкновение сливать в эту емкость все недопитое из всех окрестных бутылок, и за несколько месяцев нашего знакомства цвет таинственного напитка менялся от прозрачного до шоколадного. Сегодня там плескалось нечто зеленое, но, может быть, мне так показалось от жиры.

Он сделал еще глоток — свет попытался было заискриться на поверхности этой бурды, но принужден был с позором отступить — и предложил налить мне, но я поблагодарил, отказался и спросил, не пора ли начать неофициальную часть. Капитан улыбнулся.

— Конечно, Джек. Сейчас начнем. Позвольте ознакомить, вас с правилами нашего заведения. Итак: ты немедленно рассказываешь мне все о Миллере — зачем он тебя нанял, что за общество собралось в твоем офисе, зачем ты его собрал, и как это заседание отразится на тишине и спокойствии в нашем великом городе. Потом я выставляю тебя под зад коленом на улицу, где ты вкупе с разной швалью и наркотой зарабатываешь себе на пропитание тем, что сшибаешь с прохожих четвертачки.

— Изменения в программе не допускаются?

Он снова улыбнулся и покачал головой. Я со свистом втянул воздух. Делать было нечего. Все равно — от жары мозги мои были не в состоянии что-либо придумать. Оставалось покориться. Откинувшись на спинку стула так, что перекладина врезалась в лопатки, я поведал капитану Рэю Тренкелу о деле Карла Миллера.

Я рассказал ему о том, чего хотел от меня Миллер, и о том, почему он подозревал Байлера и прочую компанию, и о том, что я узнал от них про самого Миллера, про Мегги и Кимберли. Я ознакомил его с мнением мисс Беллард и с точкой зрения мисс Уорд, а на закуску позабавил его своими впечатлениями от семейки Филипс. Мы обсудили, кому бы это захотелось устроить сквозняк у меня в кабинете, но это так — для проформы.

Версий не было. Однако ведь кто-то вышел в грязный, душный, влажный, грохочущий город, чтобы освежить воздух в моем офисе. Кто? Стерлинг? Но ко времени выстрела ему, скорей всего, еще не передали, что я звонил. А если и передали, какой ему смысл стрелять в меня или в моих посетителей? Не всплывали пока даже самые неправдоподобные варианты.

Выдвинув на знание «стрелок недели» самого Миллера, я, в качестве сказочки на ночь, рассказал Рэю и про свою беседу с Каррасом и о прочих подробностях той ночи. И наконец — о своих бестолковых метаниях по улице в поисках злоумышленника, с вызове «скорой», о прибытии полиции и его людей.

— Когда вся сумятица улеглась, я позвонил Миллеру в гостиницу. Он отсутствовал.

— И долго?

— Точно сказать портье не мог.

— А неточно?

— Вроде бы всю ночь.

— И чем он занимался?

— На этот раз он прибыл в Нью-Йорк без своего пресс-секретаря.

— Это что значит:

— Это значит, что портье сказал мне: «Его нет». «Ушел давно», а как давно — мне сообщить отказались. Я попросил передать, чтобы он позвонил мне, когда вернется.

— Ему не придется это делать.

— Почему?

— Потому что ты сообщишь мне, в каком отеле он остановился. А я пошлю по этому адресу своих людей, которые приведут твоего клиента ко мне на чашку чая. Ибо мистер Миллер, что, должно быть, ускользнуло от твоего мощного аналитического ума, — наш единственный подозреваемый в покушении на убийство. Покушение в любую минуту может превратиться в совершение. Ясно?

— Как день, — ответил я.

Скрепя сердце я назвал гостиницу. Не в пример телевизионным сыщикам, я-то ведь вовсе не окружен магическим полем, которое не дает полицейским лишить меня лицензии или причинить множество других неприятностей, если я не буду сговорчив и покладист. Но все почему-то уверены: стоит частному детективу улыбнуться полицейским, как те сразу забывают о служебном долге. Нет, джентльмены, даже мафии приходится платить деньги, одними улыбками не отделаешься.