Не тратя время на пустую рефлексию, мы разработали примерный план ближайших действий. В жарких дебатах время пролетело незаметно. Очнулись мы от двух телефонных звонков, прозвучавших почти одновременно. Гришке звонила его ненаглядная женушка, к моей совести взывал грустный голодный Лешка.

— Насть, ты же знаешь, я не могу без тебя ужинать…

Он не мог без меня ужинать. Буквально это означало, что Лешке лениво суетиться у плиты и сервировать стол. Помнится, когда-то он делал это с удовольствием.

В секцию айкидо я могла отправиться теперь с чистой совестью. Против ядовитых шуточек внутреннего голоса у меня был универсальный антидот — служебная необходимость. Последователь Уэсибы Морихея и Стивена Сигала Петр был одним из тех, кто оказался причастен к цепочке трагических событий. Утренний визит в реанимационное отделение Склифа лишний раз подтвердил это.

Арина, истинное имя несчастной женщины, мы с Гришкой возможно долго еще не узнаем, была в очень тяжелом состоянии. Врачи избегали прогнозов, но их бегающие глаза красноречиво говорили о том, что они сами не решались сказать вслух. Дело — швах. Даже если больная оклемается, на долгие годы вперед ее удел — инвалидное кресло.

— Вы с ума сошли? — оттирала меня за порог ординаторской старшая медсестра, — она без сознания. Какие разговоры?

Зеленая купюра достоинством в пятьдесят долларов умерила профессиональное рвение дамы, и я под испуганный шепоток была доставлена в палату.

— Аккуратней, не шумите только, я приду через пять минут.

Женщина лежала на высокой кровати, цветом лица сливаясь с желтоватой простыней. Гришка сказал, что ее нашли во дворе дома, где когда-то, по словам Арины, она жила вместе с предателем-мужем. С какого именно этажа она упала, сказать было сложно. В теплое время широкие подъездные окна держали открытыми. Врачи стояли на том, что выбросилась она не сама, ей помогли. Об этом красноречиво свидетельствовали ссадины и царапины на ладонях, видимо он до последнего держалась за карниз.

Опрос консьержки тоже ничего не дал. Баба в этот поздний час благополучно спала. Ни то, как Арина заходила в подъезд, ни визитов посторонних она не заметила. Если бы не запозднившийся с вечерним променадом собачник, лежать бы Арине до утра в кустах цветущей черемухи. Кстати, от верной смерти провидение спасало ее этой ночью дважды. До того, как любопытный ретривер сунул нос в заросли, женщина чудом миновала кованую низкую оградку, ощерившуюся острыми зубьями.

— Скажите пожалуйста, а вы кем же ей будете? — прошелестел слабый неровный голос.

В палате стояла еще одна кровать. Существо, доселе не подававшее признаков жизни, силилось приподнять голову, но затея раз за разом проваливалась.

— Ох, да лежите! — перепугалась я и подошла к точно такой же кровати, как и та, на которой лежала Арина. От этих конструкций несло предсмертным холодом, они были немного уже не из этой жизни.

— Она бредила, Арнольда вспоминала и Петю, просила какую-то пантеру найти, немецкую, — маленькая, бритая голова с нашлепками пластыря не имела признаков пола. Туго обтянутое кожей лицо было почти черным от синяков, точнее одного сплошного синяка, уходящего на шею и дальше.

— А что еще она говорила? Пожалуйста, вспомните! — с циничным любопытством нависла я над страдалицей.

— Да ничего больше, в беспамятстве была. Бормотала бессвязно, только вот имена, да про эту немецкую пантеру и можно было разобрать.

Пантера, Пантера, Пантера… Так называется ночной клуб, принадлежащей покойному Валевскому. И что-то еще, что-то еще было связано с пантерой. Почему немецкая? Я тихо вышла из палаты и шаркая синими целлофановыми бахилами, побрела к выходу. Оказавшись на улице, первым делом закурила.

В ходе традиционно долгих поисков зажигалки под руку попалась визитка, на которой слегка расплывающимися чернилами был написан телефонный номер. Рекламная карточка клуба, оказавшаяся в сумке тогда еще просто случайно знакомой. «Panther» — было крупно написано в центре картонного прямоугольника. Ниже, в черное марево выпуклых точек уходили слова — Nacht, Frivolitat, Lust. Эти слова и точки, если долго в них всматриваться, сливались в рисунок — страстно выгнутое женское тело. Ночь, страсть, свобода. Моих скудных лингвистических познаний хватило, чтобы расшифровать смысл короткого послания потенциальным клиентам. Немецкая пантера, о которой в бреду твердила Арина, была ночным клубом. Два одноименных заведения, одно в Москве, другое в пригородах Бонна, очерчивали территорию, на которой нам предстояло заняться поисками. Если бы еще знать, кого и что мы ищем…

Гришкины попытки разузнать через немецких коллег хоть какие-то подробности, обернулись очередным разочарованием. Коллеги с удовольствием сами бы что-то узнали. Они даже не пытались скрыть радость, когда услышали российскую новость. Это была хоть какая-то зацепка в их бесперспективном расследовании. Трупы двух немецких пар были обнаружены с интервалом в четыре дня в одном и том же пригородном лесочке, между Бонном и Дюссельдорфом. Ни свидетелей, ни следов преступника, ничего, что могло бы направить их в сторону разгадки. Как и в Москве, тела просто выбросили, мучили и убивали где-то в другом месте. Ближайшая к месту обнаружения трупов дорога ночью не пользовалась спросом, здесь мало кто ездил и днем. Жители ближайших городков предпочитали другое шоссе, вдоль которого чередой шли магазины и рестораны.