— Ну что, Пьеро, заметано? Мсье Пеллетье ждет, а мне еще целый день носиться по городу на этой чертовой таратайке.

Он вопросительно смотрит на Джейн, и она отвечает чуть дрожащим голосом:

— Мы ничего не обещаем. Может быть, мы вообще никогда не вернемся.

— Что? Уж не собираетесь ли вы удрать? Да куда вы денетесь? Полиция сцапает вас нынче же вечером.

Джейн бросает на него презрительный взгляд.

— Больше не скажем ни слова, есть тысяча способов исчезнуть, так что нас никто не найдет. А насчет коробки там видно будет.

— Не пудри мне мозги, мышонок. Да или нет? Что скажешь, Пьеро? Удрать ты всегда успеешь. И зачем тебе в таком случае связываться с бабой?

— Она же тебе сказала. Там видно будет. Если вернемся сюда до шести, захватим. А что в ней?

— Сигареты.

— Почему мсье Пеллетье покупает их здесь?

— Так это же рынок. Тут все самое свежее. Жаль, что я не могу отпустить сейчас Банана.

— Чего? — отзывается бессмысленная улыбка.

— Заткнись, — бросает Крыса. — Где Баркас?

— Не видал.

— Ладно, пошли. Я уверен, Пьеро зайдет за коробкой. Верно? И спасибо за гитару. Поставьте ее в счет.

Джейн уже спрыгнула с грузовика и по дороге схватила клубнику: от клубничного сока волосы ее стали еще золотистее, а губы еще ярче. Прежде чем слезть, он оглядывается. Крыса протягивает Ласке кипу долларов, прикрывая их ладонью, словно от света: денег так много, что тот подставляет обе ладони.

— Приедем на днях за товаром. Не забудьте завтра покрышки. И динамо для «бюика-34», сможете достать?

— Постараюсь, — отвечает мужчина с трубкой, вяло махнув на прощание рукой, а взгляд его холодных, как камень, глаз, устремлен куда-то вдаль, куда-то за мост.

— Поглядим, что поделывает Баркас.

Они возвращаются к старому грузовику. За плечами у Крысы гитара: от радости он словно стал ровесником длинного Жюстена, вся его фигура выражает счастье, особенно зеленые смешливые искорки глаз. Он с размаху хлопает Банана по спине, тот улыбается, плотно запахивая плащ, под которым сохнет мороженое.

Дойдя до грузовика, Гастон вдруг присаживается на корточки и притягивает их к себе своими огромными лапами так близко, что слышно, как в груди у него словно шуршит бумага, сует им под нос большой и указательный пальцы, почти сведя их вместе, и упоенно сообщает заговорщическим тоном:

— В стакане у меня осталось вот столечко и ни капельки больше! Но бог ты мой, до чего же это хорошо! Представляешь, накачать мне легкие воздухом! Да это лучшая весна в моей жизни. Даже начинаешь верить в справедливость, черт подери!

Джейн быстро выскальзывает из-под его руки.

— Пошли, Пьеро. Я его боюсь, он совсем спятил.

Она протягивает ему влажную руку, и они потихоньку отходят к церквушке. Они видят, как возвращается Баркас с мрачной физиономией, в своих солдатских штанах и развевающемся синем халате.

— Можно подумать, он только что кого-то убил, — говорит Джейн скорее с презрением, чем с опаской. — На что они нам нужны, эти здоровенные обезьяны?

— Все без толку, — говорит Баркас. — Ты сам поговори с ним. Требует монеты вперед.

— Ладно, схожу. Да ты только взгляни, какая игрушечка! Гитара! Это он мне привез.

Баркас даже не глядит на гитару и нетерпеливо пожимает плечами.

— Через полчаса его здесь уже не будет. Надо идти сейчас.

— Птенчики мои, вы же не уйдете, не послушав, как я играю! Величайший гитарист среди ныне живущих… — Он запинаясь выговаривает последнее слово и повторяет: — Живущих… как бы не так!

Потом он зазывно выкрикивает на всю площадь:

— Дамы и господа, сейчас вы услышите нечто из ряда вон выходящее!

Он прыгает в кузов, усаживается поудобней, прислонясь к борту грузовика, жестом гробовщика извлекает гитару из футляра, подносит ее к лицу и долго нюхает.

Джейн возвращается к грузовику.

— У него такие пальцы, что черта плясать заставит. Давай послушаем.

— Это заморское дерево, от него старыми-старыми странами пахнет. Понюхай, — предлагает он Джейн, не выпуская гитару из рук.

Джейн нюхает издали, словно он протягивает ей горчицу.

— И почти такого же цвета, как твои волосы, белочка.