За верную службу шведы наградили Семена. Иван же дал вдвое больше — связь шведского посольства с якобитами теперь не вызывала никаких сомнений. Вот только на радостях бывший раскольник загулял. После многих лет нужды и страха не устоял перед соблазнами Лондона. Позднее Боб дознался, что парня прирезали из-за денег в каком-то притоне, где по ночам под стук барабана плясали голые негритянки.

Не задержался в Лондоне и полковник Хандсон. О нем Иван рассказал Юргену, и датчанин не упустил такую возможность. Накрыли шведа в уютном домике одной цыганки, которая называла себя испанской герцогиней и под гитару пела жалостливые песни. Она быстро призналась в краже фамильных драгоценностей одного из членов палаты лордов, а шведу пришлось давать объяснения относительно денежных расчетов с этой дамой. Затем бравый вояка был вынужден оставить британскую столицу, и отправился защищать какие-то финские городки от нашествия московитов.

Фрегаты продолжали один за другим уходить на восток, и поступающие донесения свидетельствовали о том, что их путешествие заканчивалось благополучно.

Однажды Федор Салтыков вызвал Ивана. Молча протянул мелко исписанный листок. Оказалось, что это письмо Василия Шапкина его дяде, тайному секретарю государева Кабинета господину Макарову. В нем просьба об «освобождении от службы у Салтыкова». Сообщал Вася, что такого рода дел он «весьма опасается», но «пространно писать» о них не может. Просил вернуть его в Россию и дать где-нибудь «небольшую службу».

— Это мой посольский приятель перехватил. Думал, что в письме донос или разглашение тайных дел. Что скажешь?

— Сомлел Вася. Лучше его домой отправить. Здесь может все провалить, а дома еще пригодится. Наши обстоятельства он слишком сильно переживает. Последнее время на нем лица нет.

— Лучше на себя посмотри. Краше в гроб кладут.

— Да и ты, Федор Степанович, не лучше. Все ночи при свечах бумагу изводишь. Все считаешь, во сколько нам каждый фрегат обходится?

— Про это все известно. Цена крепкого корабля до ста тысяч рублей, строят его 2-3 года, а служит он до 15 лет. Те, что мы закупили, обойдутся российской казне в несколько раз дешевле. На английских и голландских верфях дело давно налажено, их мастера корабли пекут, как блины.

— Если все сосчитано, то ночью надо отдыхать от дневных трудов.

— Ночами я, лейтенант, пишу для Петра Алексеевича «Препозиции» или предложения, как нашей России лучше наладить прибыльную морскую торговлю. Когда мой отец был воеводой в Сибири, я слышал рассказы служилых и казаков, что достигали Камчатки и Тихого океана. Сейчас пора думать о том, как наладить судовой путь от Северной Двины до Амура, чтобы россияне могли торговать на своих судах с Китаем, Японией, Индией. Все надо обсчитать заранее.

— Дело хорошее. После войны очень пригодится.

— Да, война. Когда она только кончится… — задумчиво произнес начальник. Потом, отгоняя мечты, резко тряхнул головой. — Слушай приказ, лейтенант! Как тебе известно, Россия ведет переговоры о союзе с Ганновером. Лондон пока в стороне, но для защиты своих купцов посылает новую эскадру на Балтику. Пойдет большой караван. У нас готовы к отправке три фрегата. Поведешь их в Ревель?

— Слушаюсь, господин капитан! А как же ты, Федор Степанович?

— Осталось пребывать в Англии совсем недолго. Вот сплавлю последние кораблики и — домой! Да, вот еще. Забирай с собой Шапкина.

Над Балтикой западный ветер нес низкие дождевые облака и порой горизонт исчезал в их серой мути. Парившие над самой водой чайки и качавшиеся на волнах тюлени с интересом рассматривали десятки больших и средних судов, неторопливо двигавшихся на восток. Все они, очень непохожие друг на друга, растянулись на несколько миль и довольно плохо соблюдали строй. Часто морской простор оглашался хриплыми голосами, извергавшими страшные ругательства и проклятия. Матерые капитаны, привыкшие самостоятельно находить путь в самых удаленных морях, с трудом удерживали курс и дистанцию в такой толпе разнотипных соседей. Только опасность со стороны каперов, расплодившихся на Балтийском море благодаря стараниям шведского короля, вынуждала быстроходные суда тащиться рядом с плавучими гробами, которые давно пора было пустить на дрова.

Увы, но хлеб, строевой лес и другие ценные грузы можно было выгодно закупить только в российских портах. И капитаны были вынуждены повиноваться строгим приказам английского коммодора. Еще до начала плавания он собрал командиров всех судов каравана, сообщил маршрут и приказал следить за сигналами. Теперь стремительные фрегаты и легкие бриги под британским флагом проносились мимо купцов, то исчезали, то вновь появлялись в дождевой дымке.

Чтобы не вызывать лишних подозрений, три фрегата, закупленные в Англии, держались вдали друг от друга. Как и предусматривалось в договорах с поставщиками, их привели в Копенгаген представители судостроительных компаний. В датской столице люди Федора Салтыкова подобрали небольшие, но надежные команды из опытных моряков, умеющих держать язык за зубами. Они же подготовили новые судовые документы, в которых были указаны другие названия и порты приписки. За успешно выполненное плавание всем членам экипажей была обещана особая награда.

Подобные превращения происходили во всех датских портах и мало кого удивляли. К востоку от проливов, соединяющих Балтику и Атлантику, шла война. Владельцы судов отлично понимали, что из тех, кто отправляется в этом направлении, кое-кто может не вернуться в родную гавань. Поэтому учитывали возможные потери и экономили на всем, — набирали случайных людей и оснащали суда на живую нитку.

Шведские шпионы и разные темные личности так и роились возле каждого судна, уходящего на восток. Задавали вопросы, делали заманчивые предложения. Рассказывали ужасные истории о том, как их знакомые чудом спаслись от шведских каперов или безжалостных финских пиратов. Можно было услышать не менее жуткие истории о застенках приказа Тайных дел в Московии. Недавно его сменил Преображенский приказ, чьи люди не знают жалости и беспощадно расправляются со всеми врагами царя Петра. Если некоторым иностранцам еще удается уцелеть после их допросов, то с московитами там не церемонятся. Эти бородачи бывают счастливы, когда, после битья кнутом и пытки раскаленным железом, их отправляют не на плаху, а всего лишь на поселение в ледяные пустыни Сибири.