Россию возглавит тот, кто сможет откликнуться на ропот и стон униженных, обобранных до нитки крестьян, нищих безработных рабочих, учителей, врачей, шахтеров, офицеров. Кто аккумулирует в себе это неизмеримое народное страдание и даст людям надежду на выход из этого ужаса.

Способен ли на это Лебедь? Способен ли Руцкой? Или кто-то третий, еще нам неведомый?..

Владислав ШУРЫГИН

P. S. Несколько дней назад Руцкой встречался с Чубайсом. По словам последнего, Руцкой не одобряет проведение в Курске народных манифестаций протеста, а также сожалеет о своих былых разногласиях с Ельциным и желает ему скорейшего выздоровления. Что это — ложь Чубайса, или очередной кульбит Руцкого? А как же полторы тысячи убитых патриотов в октябре 93-го года? Господин губернатор, дайте пояснения народу!

Лет двадцать назад на главной площади райцентра Локоть в Брянской области установили памятник Ленину. И едва состоялось торжественное его открытие, родился анекдот. Два подвыпивших слесаря подходят к памятнику и говорят: “Владимир Ильич, нехорошо ты как-то стал — задом к заводу, а лицом к райкому. Ты, что, партию уважаешь больше, чем рабочий класс?” “Нет, товарищи, — ответил Ильич, — к вам я повернулся спиной исключительно потому, что во всем на вас полагаюсь, а за этими шельмами из райкома глаз да глаз нужен”.

В Москве Ильич встал на постамент слишком далеко от ЦК и за шельмами из политбюро не углядел. В результате в райцентре Локоть не стало ни власти райкома, ни рабочего класса. Единственное промышленное предприятие райцентра — станкостроительный завод — успешно освобождается от слесарей, токарей и инженеров, ибо станки в стране уже не нужны.

Я был в гостях у безработного токаря-расточника 45-летнего Ивана. По специальности ему работы нет и не предвидится, коммерция не по зубам — первоначального капитала ноль. Весной и летом он пашет на своем огороде, осенью-зимой топчется на заваленном шмотками из Белоруссии рынке в качестве готового на все гусара: разгрузить-погрузить, принести-отнести, разобрать-собрать.

Мне Иван услужил по автомобильному делу — помог купить контакты прерывателя и вызвался заменить сгоревшие на новые. Мы поехали к его дому за ключом для коленвала, по пути прихватив бутыль с огненной водой.

После двух первых стопок Иван резко повеселел, посыпал прибаутками: “Отвяжись, худая жизнь, мать моя старушка”. После пятой стопки, достав из шкафа альбом с фотографиями, вдруг столь же резко помрачнел и выдавил, едва сдерживая слезы: “Эх-ма… Такая у меня, друг, заноза, хоть вешайся… Дочка-студентка пару недель назад прислала с подружкой из Брянска конвертик с запиской: “Мама, я на эти выходные не приеду и на следующие не ждите. Я знаю, что тебе зарплату не дают с августа, что ты будешь по всем знакомым бегать — занимать для меня деньги, а все будут бегать от тебя. Поэтому не беспокойтесь, я как-нибудь обойдусь”.

Жена, дура, это прочитала и давай реветь: “Она, чтоб нас не обременять, решила с голоду помереть”. Потом кричит мне: “Собирай в сумки картошку, капусту, банки с огурцами-грибами и вези ей завтра же”. Я повез. В понедельник с утра являюсь на квартиру, где дочка в Брянске живет, а ее там нет. Бабуля, хозяйка, говорит: с субботы не появлялась. Я в институт помчал. Ее и там на занятиях нет. Возвращаюсь обратно на квартиру. И тут она идет — в новой куртке, за миллион, не меньше, в новых колготках, от которых аж искры сыпятся. Я обомлел: за какие доблести ей это все на плечи и на ляжки свалилось? А она и разговаривать со мной не стала. Была добрая, спокойная девочка, а теперь только рычит, как психопатка угорелая. И что с нее теперь будет?

У шурина моего, из Смоленска, дочь так вот тоже озолотилась. Школу только закончила, пришла домой и объявила: уезжаю в Москву, по сто долларов в день буду зарабатывать. Держали, не пускали — не удержали. Уехала. Звонила потом домой, говорила, что торгует туфлями в Лужниках. Через полгода прикатила на побывку, вся разряженная, с подарками. А недавно им мужик звонит: приезжайте и забирайте свою шлюху, пока не околела. И тут только выяснилось, в каких она Лужниках работала. Ее завербовала на улице в Смоленске тетка из Москвы, привезла туда, поселила в комнате с еще пятью девочками и всех продавала у какой-то гостиницы. Платила неплохо. И все вроде было бы ничего, но ее, дочку шурина, подружка пристрастила к наркотикам. И так ее понесло, что она, не уколовшись, на работу не выходила. А потом и вообще с рельсов сошла: не только все деньги, но и всю одежду на наркотики спустила. Когда шурин приехал ее забирать, она осталась в одном халатике, все руки исколотые, все лицо в синяках, сама вся вычезла, как нитка. Чистая калека.

Я когда спьяну соседу это рассказал, он меня по плечу похлопал: не надо девок рожать. Я смолчал. Парня, конечно, лучше иметь, но… У соседа сын — офицер. В прошлом году училище закончил. Недавно женился. Живет в общежитии. Квартира не светит, зарплату не дают. А сейчас дите родит — чего ему останется делать?

Двоюродная сестра моя в Подмосковье, в Пушкино, одна сына вырастила, в институт определила. Но он у матери на шее сидеть не захотел, ушел работать в охрану. Купил “жигуль” — “восьмерку”. Через год “восьмерку” заменил на “девятку”. Завел красавицу-невесту. На август прошлого года наметили свадьбу играть, а в начале июля он исчез. Исчез — и никаких концов. Нашли только в сентябре — в канализационном люке; матери сказали: он был слишком порядочным бандитом — и за это поплатился”.

Иван не подвел итог сказанному, не сделал вывода о дорогах, открытых сегодня юношам и девушкам. Он просто медленно выпил налитую стопку. И абсолютно протрезвел.

Таких исповедей в редакционной почте — целое море… Море отчаяния, горя и безысходности. Процитирую только две.

«До 1968 года я жила в Волгодонском районе Ростовской области. Потом уехала на Украину. Там девять лет назад мне начислили пенсию — 120 рублей. В 1995 году я вернулась на родину, сдала пенсионные документы в собес Волгодонского района и мне стали платить пенсию — сначала 130 тысяч, потом 187 тысяч, а с февраля нынешнего года — 211 тысяч рублей. И вот в мае меня вызвали в собес и потребовали справки о заработке за последние два года перед пенсией. Я ответила: где я их возьму. Тогда собес сам запросил справки с Украины, получил их в сентябре, и мне там сказали, что я должна написать заявление на перерасчет, и тогда пенсия мне будет 70 тысяч рублей, а если не напишу заявления, то и того не будет. Я пошла на прием к главе администрации района Ткачеву Владимиру Григорьевичу с жалобой на собес. Он вызвал заведующую Сазонову Галину Ивановну и сказал ей: вот женщина, у нее нелады с пенсией, разберитесь. Она увела меня к себе в кабинет и со смехом велела мне сделать так, как сказали в собесе, то есть написать заявление, чтобы получать 70 тысяч вместо 211 тысяч рублей. От смеха и от слов Сазоновой у меня руки и ноги стали ватные, в голове все перевернулось и я не помню, как от нее вышла.