– Она умерла, – хрипло прошептал Раф. – Умерла полчаса назад.

Серина без сил опустилась на стул, и кровь отхлынула от ее лица.

– Чем мы можем вам помочь? Где ее мать?

Раф обратил к ней обезумевший от горя взгляд, и Серина испугалась, что он сейчас закричит и перепугает детей.

– Она мертва, говорю вам! – рявкнул он. – И никто тут не поможет – даже ее мать.

– Но где она? Почему ее здесь нет? Лицо Рафа исказила гримаса ненависти.

– Она бросила ребенка и убежала на континент со своим любовником. Кормилица, которая служила в моей семье, сказала, что узнала женщину, которая принесла сюда ребенка. И меня тоже узнала. – Он провел рукой по лицу, вытирая слезы. – Я ничего, ничего не помню! Если бы я вспомнил, то убил бы того, кто морил мою дочь голодом и держал взаперти на чердаке с самого рождения!

Серина удивленно переглянулась с Ником. Он пожал плечами.

– А ты помнишь, где ты жил, Раф? Кормилица не сказала тебе?

– Она сказала, что я старший сын маркиза Роуэна и, значит, граф… а эта бедняжка – леди Бриджит, ныне покойная. – Он с трудом сдерживал рыдания. – Но если верить кормилице, я погиб на войне, и Бриджит заперли на чердаке вместе с няней. – Он сжал виски. – Если это маркиз отправил сюда Бриджит, я его убью. Клянусь, что убью!

– Я понимаю вашу скорбь, – сочувственно произнесла Серина, – но сначала надо все разузнать, а потом уж действовать.

Раф обхватил голову руками.

– Если меня ожидают подобные новости, – простонал он, указывая на мертвую девочку, – то лучше вообще ничего не знать.

– Это понятно, – кивнул Ник. – Но ты ничего не узнаешь наверняка, если оставишь все как есть.

– Я напрасно вернулся в Англию, – пробормотал Раф. – Надо было остаться во Фландрии и начать новую жизнь.

– Не думаю, что это было бы лучше. – Ник повел друга прочь от бездыханного тела. – Жизнь не бывает легкой. Но пока мы живы, надо бороться.

Эти слова могли бы быть обращены и к ней самой, подумала Серина. Она вдруг поняла, что у нее тоже нет будущего. «Пока мы живы, надо бороться». Эта мысль придала ей сил.

– Чем мы можем помочь Рафу? – спросила Серина, после того как они оставили безутешного отца у маленького деревянного гроба во дворе рядом с приютом. – После похорон, разумеется.

– Я предложил ему помочь разузнать правду о его прошлом, но он говорит, что не знает, нужно ли это. И не уверен, что хочет вернуться в семью. – Ник вздохнул. – На его месте я бы тоже отрекся от родственников, которые уморили голодом моего ребенка.

– Боюсь, он будет мстить.

Ник взял ее за руку, и они вышли на улицу.

– Я в этом почти уверен, но если он совершит убийство, его повесят. – Он бросил на нее проницательный взгляд. – Тебе жажда мести знакома не понаслышке, Серина. Наверное, это первое, о чем ты вспоминаешь, просыпаясь поутру?

– Возможно, – буркнула она, отворачиваясь. Смерть отца опять всплыла в ее памяти. – Мой отец был человеком жестоким, но убийце все равно нет оправданий.

Ник остановил наемный экипаж у Вифлеемской больницы.

– Я собираюсь немного развлечь тебя, дорогая. – Он с театральным поклоном помог ей сесть в карету.

– А куда мы едем? – спросила она, сгорая от любопытства.

– К. моей знакомой модистке. Она сошьет тебе костюм для маскарада, который состоится на следующей неделе. Ты поедешь со мной и будешь веселиться с равными тебе. Они тебя не узнают, и тем лучше для них. Ты будешь присутствовать инкогнито в качестве моей таинственной подруги.

Серина обрадовалась представившейся возможности посетить веселую вечеринку. Она так давно не танцевала и не смеялась.

Через неделю Серина спускалась по лестнице, одетая в маскарадный костюм. При виде се у Ника захватило дух. Он никогда не встречал более прелестной женщины, и никто до сих пор так глубоко не затрагивал его чувств. Он сгорал от желания обнять ее, откинуть прозрачную вуаль с ее лица и целовать – снова и снова.

На ней было широкое блио в средневековом стиле, длинная темно-синяя шелковая туника, великолепно оттенявшая цвет ее глаз и перехваченная в талии позолоченным поясом-цепочкой. Широкие рукава с раструбами ниспадали волнами, на голове красовался венец с вуалью, напоминавший корону средневековых королев.

– Склоняю колени перед величием истинной королевы! – восхищенно произнес он, галантно целуя ей руку.

– Для королевы я слишком мала ростом, – кокетливо улыбнулась она, и от этой улыбки у него сладко заныло сердце.

Он помог ей надеть белую шелковую полумаску и завязал ленточки сзади под вуалью. Ее распущенные волосы струились по его рукам, как нежный шелк. Он зажмурился и вдохнул их аромат.

– А тебе очень идет костюм кавалера, – заметила она, накидывая бархатный, плащ и улыбаясь.