– Присаживайтесь. – Я указала на стул у кухонного стола. – С молоком или без? – Понимая, что все равно больше не засну, я сварила кофе еще час назад. Кофейник стоял на горячем подносе кофеварки и даже не успел остыть.

Бьянка не ответила. Я взяла ключ, который она сжимала в кулачке, положила на стол рядом с кружкой кофе и подвинула к ней молочник и сахарницу. На ключе висел огромный ядовито-зеленый ярлык, на котором размашистым почерком Сельмы был написан мой адрес, имя и слово «НЕ ЗАБУДЬ!». Я улыбнулась.

Я с удивлением заметила, что Бьянка нервничает. Когда она потянулась к чашке, руки у нее дрожали. Она сидела на самом краешке стула, в куртке. Даже сумку не сняла с плеча.

– Давайте, я повешу.

Я потянулась к сумке, но она шарахнулась в сторону. Сумка упала на пол между нами. Бьянка бухнулась на колени и принялась собирать свои вещи. К противоположной стене отлетела чья-то фотография, и я подняла ее.

– Кто это? – с любопытством спросила я. На снимке потрясающе красивая женщина сидела на скамейке у воды. Ноги у нее были босые, а брюки подвернуты до икр. Она смеялась в объектив. Такой беспечный образ всегда наводил меня на мысли о рекламе оздоровительных центров. Женщина была латиноамериканкой: длинные черные волосы, карие сверкающие глаза, все что положено. Она выглядела такой очаровательной и полной сил, что я не могла оторвать глаз от снимка. И было в ней еще что-то, смутно знакомое, но я никак не могла понять, что именно, и это меня беспокоило.

– Моя сестра, – ответила Бьянка, и все встало на свои места. Они похожи. Те же глаза, только у сестры больше. Тот же рот, только у сестры шире. Те же широкие плечи, только сестра на добрых шесть дюймов выше Бьянки. Это классика: одной сестре достается вся красота, а другой ничего. Но дело не только в этом. У женщины на фотографии было открытое лицо. Она казалась какой-то сердечной, веселой, понимающей, тогда как лицо Бьянки было постоянно замкнутым и неприятным.

– Бьянка, она прекрасна, – сказала я и сразу подумала: интересно, как часто она это слышала? Как часто обижалась, что на нее саму никогда не обращают внимания? – Как ее зовут?

Но лицо Бьянки смягчилось. Она взяла у меня фотографию. Она не выглядела оскорбленной, только грустной.

– Мария, – ответила она. – Но уже она не такая. Вот. – Она сунула мне еще одну фотографию. – Вот Мария сегодня.

Я охнула. Если Бьянка говорит, что это одна и та же женщина, значит, так оно и есть, но я с трудом улавливала сходство. Она безвольно сидела в инвалидной коляске и весила явно фунтов на тридцать меньше. Прекрасные карие глаза превратились в обведенные темными кругами провалы на осунувшемся лице. И что-то случилось с ее носом. Я вспомнила маленький прямой носик на предыдущей фотографии, но на этом снимке была отвратительная шишка в середине лица.

– Что случилось? Она попала в аварию?

Я припомнила, что говорила Сельма. Кажется, у Бьянки есть больная сестра, о которой Бьянка заботится.

Глаза Бьянки блестели. Она моргнула, и я вдруг поняла, что она пытается сдержать слезы. Может, подойти к ней и обнять?

– В чем дело? – спросила я как можно ласковее. Ее лицо тут же стало привычно непроницаемым, и вместо ответа на мой вопрос она повторила:

– Где ваш пылесос?

– Бьянка, – сердито произнесла я. – Нельзя пылесосить так рано. Вы всех разбудите.

– Кто здесь? – Похоже, она удивилась.

– Моя мама, помните, вы с ней встречались. И моя подруга Кэт. Она очень устала. Мы должны дать ей поспать. Она на самом верху. Не спешите туда с уборкой.

– Где спит эта леди? Она снова жить у вас.

Я задумалась. Наконец я поняла, о ком она говорит.

– Анжела уехала.

– Куда она уехала?

– Бьянка, я не знаю. Почему вы пришли так рано? Она пожала плечами, словно это очевидно.

– Я убираюсь у вас, потом убираюсь у мисс Сельмы. Да, это логично. Она втиснула меня до Сельмы.

Она не могла прийти к нам после, потому что ей надо вернуться домой и ухаживать за сестрой. И тут мне в голову пришла интересная мысль.

– Бьянка, у Сельмы есть сестра в Нью-Йорке?

– У мисс Сельма нет сестра или брат, мама или папа. Мисс Сельма совсем одна.

– У нее есть Базз. – Я ждала, что по этому поводу скажет Бьянка.

– Иногда. – Что ж, интересный ответ.

– О, вы имеете в виду, что они встречали Рождество порознь? Но это потому, что ее не было в Лондоне. Вы знаете, куда она ездила? – небрежно бросила я, не глядя на нее и делая вид, будто слушаю вполуха.

– Она быть на побережье.

– Побережье? Пляж? Она ездила на побережье Нью-Йорка? Я думала, она ездила на Манхэттен.

– Нет, – сказала Бьянка. – Не Нью-Йорк.

– Вы уверены?

– Да, я уверена. Она присылала мне открытку. Вот, я показать вам.

Она вытащила открытку из сумки, где явно хранилась куча интересных вещей. Я взглянула на фотографию клочка суши под каким-то утесом. Это может быть, где угодно. Я перевернула открытку и прочитала название места. Где-то в Девоне, но я никогда о нем не слышала. Почтовая марка это подтверждала, а судя по дате, открытку отправили прямо перед Рождеством. Значит, Сельма солгала насчет Нью-Йорка. Все это время она находилась в Англии и тридцать первого декабря запросто могла вернуться из Девона в Лондон.