– Нет, – твердо сказала я. – Я не давала согласия.

Поставила рюмку на столешницу бара, и чуть не запутавшись в качелях, выскочила в гостиную. Послышался звон разбитого стекла, и у входной двери меня догнал взволнованный поэт.

– Аллуся! Что я сделал не так? Лера сказала, что ты согласна!

Ах, вот оно что, сводня подсунула меня Клинту Иствуду, забыв предупредить о его шалостях… А впрочем, я сама сказала – главное, чтоб не маньяк. А вот не маньяк ли…

– Прощайте, Сергей Александрович!

Я понуро брела по бульвару, в окнах дома бывшего советского Союза писателей один за другим загорались огни хрустальных люстр.

– Эгей, Долли, вот так встреча!

Мамочка, да ведь это мой знакомец! Каков шанс встретиться дважды в огромном городе, у дома, где ты была впервые, даже если вы почти соседи? Никакого. Я удивилась, но рада ему не была.

– С работы что ли? – распахнув дверь автомобиля, и перегородив мне путь, спросил Константин.

– Да пошел ты, – буркнула я, мое настроение располагало к раздумьям в одиночестве, а не к выслушиванию игривых шуток красавца-серцееда. Похоже, он догадался об этом и сменил тон:

– Случилось чего?

Я посмотрела на него – ну что тебе надо от меня, отстань… Его взгляд навстречу, желто-зеленый, нереальный какой-то, кошачий, любопытный.

– Давай, садись, – настаивал он, похлопывая по твидовому сиденью.

– Отстань, – снова огрызнулась я, – вот пиявка!

– Ты как с женихом разговариваешь? – сдвинул брови Константин, а в углах губ дрогнули смешливые морщинки.

– Да, какой ты жених… – ответила я, немного смягчаясь, все-таки симпатичная у него усмешка. – У тебя невест, как говорила моя прабабушка – майор запаса, до Берлина в три ряда. Выходит, ты – общественник.

– Ага, массовик-затейник, – захохотал Костя. – Поехали, я тебе мороженое куплю. Любишь мороженое?

Мне безумно захотелось мороженого, чтобы в вафельном рожке, и с клубничным джемом, а сверху крошка шоколадная…

– Поедем, чего ж не поехать, я волны морские люблю, – продекламировала я.

– Чего? – вытаращил глаза герой-любовник.

– Из песни это, – пояснила я, садясь в машину, – 'Поедем, красотка, кататься'.

– Ааа… Чудная ты, Долли, вроде простая, а как скажешь чего, – сказал он, выезжая на проспект, а я оглянулась – в заднем стекле отражались огни бульвара и дома, где старый поэт сочинял стихи о белых гольфах, аккомпанируя себе на породистом рояле.

По дороге Константин купил обещанное мороженое, и я, надкусывая холодную сливочную шапку, таяла под нежным взглядом.

– Посидим где-нибудь, а? Куда ты хочешь? – спросил он, внимательно наблюдая, как я слизывала стекающий клубничный ручеек со своих пальцев.

– В Барилоче, – брякнула я из вредности.

– Это клуб? – оживился он. – Что-то я о нем не слышал… А где находится?

– В девяноста двух километрах от Буэнос-Айреса, – не жадничая, делилась я своим выбором. – Местечко такое есть, курортное.

– Шутишь все, – вздохнул местный Казанова, – а я ведь серьезно.

– Ты спросил – я ответила, – сказала я, и добавила. – А Барилоче это моя мечта…

Константин не ожидал такой мечты у девушки, вроде меня – вместо того, чтобы грезить о нем, оказывается можно мечтать о каких-то неведомо-далеких географических объектах!

– Не оригинально, – обиженно фыркнул он, – у Остапа Бендера была такая.

– У него было Рио-де-Жанейро, балбес! – оценила я его начитанность.

Он вздохнул снова, будто смиряясь с моею строптивостью, и довольно миролюбиво спросил:

– Ну, и что там, в Барилоче? Пляжи, и все в белых штанах?

Я мечтательно закрыла глаза, представляя Барилоче – аргентинскую Швейцарию, в Патагонии – мечте всех книжных детей капитана Гранта, на берегу озера с восхитительным названием Науэль-Уапи…

– Там в горах, под солнцем, ослепительный снег, а в низинах, в лесах, свинушки, и их, представь, никто не собирает! Они никому там не нужны…

– Любишь грибы собирать? – заинтересовался Константин.

– Люблю и умею, коллеги говорят, что я могу найти грибы даже на асфальте, – похвасталась я.

– Так ты у ресторана грибы собирала? А я не понял! – и он громко рассмеялся, окончательно спугнув мои видения.

– Дурак ты, Костик, – в сердцах сказала я, – вот и сиди тут один!

Дальнейшая сцена напоминала дежа-вю, только в этот раз я не хромала, и до дома нужно было ехать на метро.

Наша редакция находилась в новом, специально построенном здании, никакой истории у него не было, но привидение все же имелось, говорят, что ночью охранники слышат вой призрака пьяного строителя, увязшего в бетоне, и теперь сотрясающего стены мега-холдинга. Сложившийся на основе провинциальной газеты, наш издательский дом именовался теперь не иначе, как мега-холдинг, ведь его филиалы на манер спрутовых щупальцев дотянулись до самых крупных городов России – Питер, Екатеринбург, Нижний, Ростов-на-Дону, и это еще не полный список. Когда-то тощая, наша 'листовка' имела теперь восемь полос, и называлась ежедневным городским таблоидом. Забыла добавить – высокотиражным! Генеральный директор был кем-то вроде Бога – воочию его не видел никто, но все знали, что он есть. Наместником генерального на земле был главный редактор по фамилии Плавный, что рождало сонм шуток у желающих подурачиться рифмами. Муза и хранительница редакторского очага Аннушка, эфемерное создание с зубодробительным чувством юмора и полным отсутствием такта – эта гремучая смесь успешно держала оборону от наглых просителей из числа пишущей братии нашего Двора Чудес. Предводителем оголтелой, информационно-развращенной толпы журналистов, эрзац-редакторов (что-то вроде 'не совсем'), обозревателей (конечно же 'оборзевателей'), и в корень обнаглевших дизайнеров был Михалыч – наш шеф-редактор. Надо сказать, что он обладал необычайными организаторскими способностями, я просто не знаю второго такого человека, который смог бы держать в кулаке эту свору. Некоторые в сердцах сравнивали его со 'Сталиным', но как прозвище оно не прижилось, а прилипло ласковое 'Михалыч'.