Сохрани же ты мой сей корабль

Среди мира, среди лютого,

Среди лютого, злого, дикого".

"Ты не плачь, не плачь, моя матушка,

Пресвятая свет-Богородица,

Живогласная свет-источница,

Сохраню же я твой сей корабль

Среди мира, среди лютого,

Среди лютого, злого, дикого,

Сохраню я его и помилую… "

Это вам не штаны-паруса, под которыми плывёт толстовский "корабль"… Поистине, мир Толстому!

Пройдут годы после этой встречи, и Россия, и весь мир будут потрясены уходом Толстого из Ясной Поляны и его смертью на станции Астапово. И Клюев в журнале "Новая Земля" опубликует "Притчу об источнике и о глупом мудреце" - ответ Михаилу Арцыбашеву, автору скандальных и до предела циничных "Записок о Толстом", появившихся в "Итогах недели", - где дал яркий и пророческий потрет того, кто слыл "большим умником" и по сему вознамерился испоганить источник чистой воды… Притча эта завершается словами верующих, обращённых к сему "мудрецу": "Пустой человек, ты не только осквернил себя наружно, вымазавшись навозом, но и внутренне показал своё ничтожество, сходив в источник "до ветра". Пёс, и тот брезгует своей блевотины, а ты ведь человек, к тому же и умом форсишь… Источник не может быть опоганен чем-либо, - вода в нём прохладная, да и жила глубоко прошла. Она неиссякаема и будет поить людей вовеки".

Тогда же в той же "Новой Земле" Клюев напечатает рецензию на только что вышедшие книги Толстого "Бог" и "Любовь", вернее, не рецензию, а, скорее, стихотворение в прозе, навеянное чтением этих книг: "Миллионы лет живы эти слова, и как соль пищу осоляют жизнь мира. Исчезали царства и народы, Вавилоны и Мемфисы рассыпались в песок, и только два тихих слова "Бог и Любовь" остаются неизменны. У покойного писателя А. Чехова есть место: пройдут десятки тысяч лет, а звёзды всё так же будут сиять над нами и звать и мучить несказанным (это не столько "место", сколько общее впечатление Клюева от чеховских пьес - С. К.).

Прости, родная тень! Но, глядя на звёзды, мы говорим уже иначе: - Не пройдут и сотни лет, как звёзды будут нам милыми братьями. Ибо путь жизни будет найден. Два тихие слова "Бог и Любовь" - две неугасимых звезды в удушливой тьме жизни, мёд, чаще терн в душе человечества, неизбывное, извечное, что как океан омывает утлый островок нашей жизни, - выведет нас "к Материку желанной суши".

Это писалось уже в преддверии выхода первой книги "Сосен перезвон", где были собраны стихи, в большинстве своём рождавшиеся на фоне эпистолярного общения с Александром Блоком.

… А что из себя представлял клюевский, "из самых ранних" Давидов псалом, мы не знаем и лишь можем предположить, что это была вариация на один из многочисленных христовских гимнов, где воспевалось совместное радение с воскресшими Христом, Саваофом и Богородицей.

На горе, горе, на Сионской горе

Стоит тут церковь апостольская,

Апостольская, белокаменная,

Белокаменная, златоглавая.

Как во той ли во церкви три гроба стоят,

Три гроба стоят кипарисовые.

Как во первом во гробе Богородица,

А в другом во гробе Иоанн Предтеч,

А в третьем гробе сам Иисус Христос.

Как над теми гробами цветы расцвели; На цветах сидят птицы райские, Воспевают они песни архангельские. А с ними поют все ангелы, Все ангелы со архангелами, С серафимами, с херувимами И со всею силою небесною…

Под это ангельское пение встаёт из гроба Богородица, за ней - Иоанн Предтеча и ставит "людей божиих во единый круг на радение", а сам скачет и "играет по Давыдову"; встал Иисус Христос и "поскакал в людях божиих"… Вариаций на тему Воскресения и сошествия "с небеси Духа Святого" на благоверных было множество, и авторство этих гимнов давным-давно утеряно…

"Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой, - записывал в дневнике А. С. Суворин.
– Кто сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, тогда как Толстой колеблет трон Николая II и его династии". Неизвестно, знал ли Клюев об обращении Льва Толстого "Царю и его помощникам", широко расходившемся в списках. Обращение это было написано после студенческих выступлений и отдаче в солдаты 183 студентов Киевского университета. В этом обращении, где, в частности, подчёркивалось: "Обращаемся к вам не как к врагам, а как к братьям, неразрывно - хотите ли вы этого или нет - связанным с нами так, что всякие страдания, которые мы несём, отзываются и на вас, и ещё гораздо тяжелее, если вы чувствуете, что могли устранить эти страдания и не сделали этого, - сделайте так, чтобы положение это прекратилось", - были сформулированы "малые" требования, "чтобы люди перестали волноваться и нападать на вас". Первые три комплекса требований - "уравнять крестьян во всех их правах с другими гражданами", "перестать применять так называемые правила усиленной охраны, уничтожающей все существующие законы", "уничтожить все преграды к образованию, воспитанию и преподаванию" - естественно, выполнены не были, и Николай II перестал бы быть самим собой, если бы обратил на них своё благосклонное внимание. Зато четвёртый…

"Наконец, в четвёртых, и самое важное, нужно уничтожить все стеснения религиозной свободы. Нужно:

а) уничтожить все те законы, по которым всякое отступление от признанной правительством церкви карается как преступление;

б) разрешить открытие и устройство старообрядческих часовен, церквей, молитвенных домов баптистов, молокан, штундистов и др.;

в) разрешить религиозные собрания и религиозные проповеди всех исповеданий;

г) не препятствовать людям различных исповеданий воспитывать своих детей в той вере, которую они считают истинной".