–  Ну и что, мало ли тут по Вологде и вокзалам поэтов шляется и водку хлещет.

Рубцов задумчиво произносит:

–  Водку я не люблю, а вот от красненького не откажусь. После моей смерти, через много лет, мне, может быть, памятник поставят, а вы будете гордиться тем, что арестовывали меня, будете об этом рассказывать корреспондентам и внукам. Показания же, написанные мной собственноручно, обязательно сохраните, потому что они попадут в музей моего имени.

Весело и грустно, смешно и трагично.

За окнами мечется вьюга,

Сквозит предрассветная мгла.

Душа одинокого друга

Такой же бездомной была.

И мне потому - не иначе -

Всё кажется, если темно,

Что кто-то под тополем плачет

И кто-то скребется в окно.

Не раз ведь походкою зыбкой,

То весел, то слаб и уныл,

Он с тихой и тайной улыбкой

Из вьюги ко мне приходил.

В тепле отогревшись немножко,

Почти не ругая житьё,

Метельные песни её

Играл на разбитой гармошке.

Гудела и выла округа,

Но он вылезал из угла.

И снова холодная вьюга

Его за порогом ждала.

И слышало долго предместье,

Привычно готовясь ко сну,

Как их одинокие песни,

Сближаясь,

Сливались в одну…

Сцена мне очень понравилась. Я рекомендовал Виктору в обязательном порядке продолжить работу и сказал, что из такого материала может получиться потрясающая пьеса, но ни в коем разе он не должен делать Рубцова выдающимся поэтом современности, Рубцова надо показать обыкновенным человеком, со всеми присущими простому человеку радостями и горестями. Зная Валентина Трущенко не только как прекрасного, тонко чувствующего актера, но и как думающего режиссёра, посоветовал Виктору начать работать над пьесой вместе с ним. Позже я несколько раз спрашивал его и Валентина, как продвигается работа, но они как-то уклончиво отвечали. Коротаев говорил, что у него на творчество совсем нет времени, а издательство и газета отнимают все силы, Трущенко же говорил, что Виктор никак не несёт готовый материал. Я понял, что допустил ошибку, потому что посадил за один рабочий стол две яркие, неординарные и талантливые личности, но, к большому сожалению, в работе малосовместимые в силу особенностей их характера. В жизни они дружили, но работать вместе не могли. Жалко, что они не нашли общий язык, и спектакль о Рубцове не состоялся. Я предложил Виктору продолжить работу над пьесой вместе со мной, но он ответил, что время ушло, и он устал от этой для него тяжёлой темы, может быть, когда-нибудь в будущем он вернётся к ней.

Работая над статьёй, я узнал от жены поэта В. А. Коротаевой, что Виктор всё-таки написал пьесу о Рубцове, назвав её "Задушенная песня". Почему он не показал её мне, я не знаю. Может быть, Виктор не верил, что постановка его пьесы может осуществиться, потому что не доверял театру, который с моим уходом резко поменял курс и вернулся "на круги своя", проигнорировав накопленный опыт работы с вологодскими авторами. Наверное, он знал, что даже великолепную пьесу В. И. Белова "Семейные праздники" театр отказался ставить.

Меня поражала его всевологодская народная известность, любовь и уважение. От самых простых работяг и до самых известных людей Вологодчины его считали своим, а стихи знали и очень любили. Некоторые близкие друзья в шутку называли его "Витаминычем", он не обижался и, смеясь, говорил, что любой спелый фрукт или овощ напитаны солнцем, а это сплошные витамины, которыми они щедро делятся с людьми, а он с народом делится очень хорошими стихами. Виктор не стеснялся своего творчества, он был уверен, что пишет на радость людям великолепные стихи, которые на долгие годы переживут его самого. Так оно и случилось.

Года через два или три после смерти Коротаева я заметил, что одна пожилая уборщица из Законодательного собрания постоянно со мной здоровается. Я как-то спросил её, что, разве мы знакомы? Она ответила:

–  Да, знакомы, помните, Виктор Вениаминович, вы меня поздно вечером на дороге подобрали и до моей деревни подвели.

Я ей сказал, что я не Виктор, но очень хорошо его знал, что Виктор умер несколько лет назад. Она запричитала и сквозь слёзы сказала:

–  Как жаль, хороший был человек, он такие солнечные стихотворения писал.