Квартирант был еще слишком молод, чтобы верить старухе.

В гробу лежал ее муж Евгений Федорович Пустовалов. В лице его еще не появилось той покойницкой заостренности и восковости, которая отпугивает и страшит запредельным холодком, и его красивые густые брови, прямой твердый нос и вертикальная морщинка на подбородке сохранили мужественную жестковатость его вида, симпатичность и неизменность с того рокового утреннего часа, когда, собираясь в институт на кафедру, он присел к письменному столу взять какие-то бумаги и вдруг враз оглох, окоченел от смертельного инфаркта. Порой казалась, что муж ее и не мертв, а просто по странной какой-то прихоти или для жуткой потехи забрался в эту нарядную, обитую голубой шелковистой материей домовину и накрепко заснул, сцепив на груди руки; и относиться к нему как к усопшему - неловко и непозволительно, будто он обязательно еще встанет, оборвет летаргическое забытье.

"Как же мы опустим его туда?… " - пугливо думала Ирина Андреевна, цепенея от навязанного себе самой воображения: вот наглухо складываются половинки гроба, гроб опускается в могилу, заваливается красным суглинком, очень тяжелым и липким, потому как нынче на улице дождь, - и он, ее муж, остается в полнейшем беспросветье, подземельно-сыроватом холоде, а главное - без доступа воздуха, задыхающийся… От ужаса таких представлений Ирина Андреевна содрогнулась, на какое-то время закрыла глаза, а потом полезла в карман за носовым платком, чтобы стереть со щек выкатившиеся слезы. Плакала она в эти дни много.

Двадцать с лишним семейных лет один кров и неразлучность связывали их с Евгением Федоровичем, и время это было прожито не худо-бедно, не предосудительно, а честь по чести, людям в пример и на зависть: дети у Пу-стоваловых воспитанные, умницы: дочь Лиза - студентка университета, трудолюбива, недурна собою и на выданье почти, а Кирилл, сын, на последнем школьном году, без "троек" в табеле; дом у Пустоваловых большой -

о пяти комнатах, с добротною обстановкою, полным хозяйственным обустройством, а в пристроенном гараже - внедорожник "форд". Было о чем плакаться и кручиниться, теряя всему этому толкового хозяина, теряя мужа, отца!

И сейчас, находясь у гроба Евгения Федоровича, незадолго до выноса, Ирину Андреевну больше всего пугало будущее: неутешное одиночество, безуютная холодность и пустота осиротевшего дома. Пусть муж мертв - с этим уже нельзя не соглашаться - но он пока здесь, в доме, и он все еще здесь хозяин… А что будет потом, когда она вернется с кладбища?… "Как я буду дальше без него?… Где мне набраться сил?… Как пережить все это?" - утирая слезы и чувствуя припухлость своего лица, спрашивала, пугала себя Ирина Андреевна.

–  Автобусы уже приехали, - тихо сообщила ей подошедшая Ксения.
– И музыканты здесь.

Ирина Андреевна удовлетворенно качнула головой, подумала: "Хорошо, что есть Ксения. Что бы я без нее делала?" Ксения даже не дальняя родственница - подруга, но почти всю организацию похорон добровольно переложила на себя: оркестр, венки, транспорт, водка для поминок… Работник районной администрации - в ней была организаторская опытность и хватка. "Хотя, может быть, это не совсем правильно по отношению к нему. Он недолюбливал Ксению", - подумала Ирина Андреевна несколько позже, нечаянно взглянув на пальцы подруги с остро заточенными, вишнево окрашенными, ухоженными ногтями. Откуда-то из глубин памяти всплыл досадный конфликт с Евгением Федоровичем из-за подруги.

–  Пусть твоя Ксения проявляет заботу о своем муже, а не обо мне!
– отрубил однажды Евгений Федорович, когда Ксения привезла из заграничной командировки индийский свитер и подарила ему со словами: "…он теплый… на охоту ходить… не простудишься… "

–  Ты прекрасно знаешь, что у нее нет мужа. Она от всего сердца…

–  Нет, не от сердца. Это просто плата за то, что лезет в дела чужой семьи.

–  Оставь, пожалуйста, - вздыхала Ирина Андреевна.
– Почему ты к ней так?…

В гостиной было душно: людей перед выносом собралось - нелегко повернуться, а раскрытые форточки не выручали: на улице дождливый полусумрак октябрьского дня с застойно-влажным воздухом. Ирина Андреевна чувствовала тяжесть в голове, истомленность всех мышц и липучую сонливость от духоты; была очень рассеянна: вскользь слушала, что ей говорили подходившие с опечаленными лицами люди, часто сама забывала, о чем начинала говорить с ними, и после какой-нибудь нечаянной заминки уж не могла вспомнить. "Быстрей бы тогда на воздух… " - обреченно подумала Ирина Андреевна: духота начинала ее предобморочно мутить.

–  Еще минут десять. Потом пора выносить, - сказала Ксения, словно угадывая обессиленное состояние Ирины Андреевны и ее мысли.

Слова Ксении, видимо, услышала Лиза, стоявшая поблизости, - заплакала. Кирилл, покосившись на сестру, тоже переменился в лице, часто заморгал, чтоб удержать в себе слезы.

–  Несчастные вы мои, - промолвила Ирина Андреевна и обняла их обоих.
– Как тяжело нам будет без папы. Господи… - К горлу ее опять подобрался соленый ком слез, и где-то внутри стали нарастать толчки рыданий. Однако на этот раз выплакаться ей помешали…