– Вот с каким парнем меня судьба свела, - задумчиво произнесла она, всё так нереально, так в жизни не бывает. К чему бы это?
– Тамара чего-то не договаривала.

Так мы дошли до площади Революции и, почему-то, завернули направо, на лестницу, которая перешла в узкий проход. Я решил, что мы выходим на Никольскую улицу (бывш. 25 Октября), но прямо посреди прохода, Тамара остановилась и сказала:

– Мы пришли, здесь я живу, - и показала на дом слева, прямо напротив мастерской по изготовлению ключей.

Я никогда не думал, что в этом узком проходе может быть жилой дом, ведь это почти Кремль!

– Чтож, раз довёл до дому, так заходи - гостем будешь!
– пригласила Тамара. Мы поднялись на второй этаж, нависавший над самым проходом. Люди проходили прямо под квартирой, их всех можно было рассмотреть в лицо.

Тамара задёрнула окно плотной портьерой и только после этого зажгла свет. Квартира была маленькой, но двухкомнатной, со странной планировкой. Повидимому, она перепланировалась под контуры старого дома. Мебели было мало, зато стены увешаны картинами, большей частью любительскими. Полка с книгами, в основном, на английском языке, виднелись и словари. Диван-кровать и рядом - модный тогда торшер. Прихожей почти не было. Тамара отнесла наши плащи в большую кладовку, примыкающую к спальне.

– Квартиру снимает для меня отец, чтобы я не мельтешила перед ним и не мешала работать. Да и маме так удобнее. Плохо только, что у неё есть ключ от этой квартиры, и она может прийти когда угодно.

Тамара зашла на кухню, принесла бутылку мадеры и яблоки. Стаканы почему-то поставила чайные в подстаканниках. Видно было, что она 'не в своей тарелке'. Я тоже сидел напряжённо, не зная 'программы' вечера. А ведь было уже около десяти часов.

Тамара налила вина в стаканы, чокнулась со мной подстаканником и выпила. Я очень любил, да и сейчас люблю мадеру - крепкое, чаще всего девятнадцатиградусное вино с уверенным, надёжным вкусом. Выпили и молча смотрим друг на друга.

– - Ник, знаешь, я ведь замуж выхожу, - вдруг напряжённо произнесла Тамара и криво улыбнулась. Но жениха своего не люблю, хотя он и очень правильный человек. Он - холодный, и глаза у него, как у рыбы. Ему тридцать пять лет, он - старший научный сотрудник, работает в 'закрытом' институте. Даже не знаю, чем он занимается. Познакомились у подруги на дне рождения, он меня проводил до дома. Не вошёл, хотя я его и приглашала. Потом встретились, пошли в театр. А по дороге из театра он сделал мне предложение. Я даже привела его к родителям познакомить. Маме он вроде бы понравился, но отцу - нет. 'Неживой он какой-то', - только и сказал отец. А отец хорошо знает жизнь и разбирается в людях.

Я вспомнил сверлящий взгляд 'патера Грубера' поначалу, и тёплый, восхищённый - потом, и подумал, что 'патер' не так уж и хорошо разбирается в людях. Почему-то мне захотелось его так называть - 'патер Грубер'!

– А ведь ты ему так понравился, с первого взгляда!
– казалось, с сожалением сказала Тамара, - и мне тоже, с трудом выдавила она, - и тоже с первого взгляда.'Can I hеlp you?' - только успел сказать ты, а я уже любила тебя. Специально не дала тебе телефона, ни к чему это, думаю, расстались - вот хорошо, ничего не будет смущать меня перед замужеством. И - на тебе - разыскал! Что же мне теперь делать?
– Тамара уже выпила стакана полтора мадеры и, грустно улыбаясь, смотрела мне в глаза.

– Димой его зовут, - предвосхитила она мой вопрос, - сюда он никогда не заходил. Живёт с мамой в Черёмушках, хочет, чтобы я туда переехала после замужества. А эту квартирку, которую я так люблю, советует оставить, перестать снимать, то есть. Близки мы с ним не были - только после замужества это положено, говорит. А вдруг - он или я - ненормальные, что тогда? Заявление уже подали, свадьба через две недели, в ресторане 'Прага' хотим отметить. Дима уже договаривается об этом.

Я сидел, не в состоянии вставить ни слова. Только подливал себе мадеру из бутылки.

– Я тебя понимаю, - так же грустно продолжала Тамара, - может быть ты меня и любишь, как говоришь, но ты был бы ненастоящим, фальшивым мужиком, если бы сказал: 'Тамара, бросай Диму, выходи за меня!'. Во-первых, ты совсем не знаешь меня, может я и ненормальная. Во-вторых, ты живёшь на стипендию в сто рублей, а я получаю ещё меньше - ведь я работаю на полставки. Что, будем сидеть на шее у 'патера', как ты его называешь? Стыдно. Хотя, я чувствую, он был бы рад этому, денег у него хватает. Но ты гордый, и не пойдёшь на это. Грузчиком ты работать не будешь, ты слишком любишь свою науку, да и много грузчиком не заработаешь.

Я вспомнил, как работал грузчиком у Вали. Хорошо, что Тамара знает только о моей аспирантуре и о спорте, а больше ни о чём. Особенно о моей семье в Тбилиси. А то бы не сидеть мне здесь!

– А сделаю я вот что!
– решительно сказала Тамара, подошла к дивану-кровати и начала стелить её, - сделаю я тебя своим любовником, и не буду чувствовать себя жертвой. Почему я должна потерять человека, которого так сразу полюбила, которого судьба мне так неожиданно подарила! Но и мужа иметь, в принципе, нужно, тем более, что он - правильный и хороший человек. Ну, давай, допивай свой стакан, и, как говорят 'у койку!'.