'Притирка'

Рядом с амбаром была кухня в виде в виде вагончика, а также туалет, правда без дверей, но с входом, обращённым в поле. Дня через два-три после выздоровления, ко мне вернулись прежние сила и наглость. Я подобрал где то пилу-ножовку, заточил её на круге с двух сторон кинжалом и сшил из кирзы чехол. Ещё я сшил себе широкий пояс из сыромятной кожи, а потом надеялся изготовить и самодельную штангу. А пока прицепил к поясу чехол с импровизированным кинжалом.

Штангу я всё-таки себе сделал из длинной стальной оси, с посаженными на неё катками от тракторной ходовой части, где катки эти катятся изнутри по гусеницам. Штангу я поставил посреди амбара и стал регулярно тренироваться.

Витька, спасший мне жизнь, как-то снисходительно отозвался о штанге, назвав её 'жестянкой'. Я обиделся и предложил поспорить на две бутылки водки - если она меньше 100 килограммов, выигрывает Витька, а больше - я. Тут же нашлись помощники, погрузили штангу на телегу и гурьбой отправились в магазин - взвешивать. Выиграл я - штанга оказалась весом 105 килограммов. Витька купил две бутылки водки (уборочная ещё не началась и водка пока продавалась), которые тут же и выпили: первый стакан - я, второй - Витька, а остальное - выпили помощники.

Витька быстро захмелел, кричал, что зря дал мне дорогие лекарства, что лучше бы я подох, и тому подобное. А вскоре он сильно заболел (уже не помню, чем) и его отправили домой. Оставшиеся матрас, одеяло и подушку, я забрал себе, сказав, что Витька 'завещал' это добро мне. Матрасы я положил друг на друга, а байковые одеяла сшил по периметру, набив между ними сухое сено. Как я оказался прав, что сделал это - грядущие холода я перенёс сравнительно легко, по крайней мере, не спал в телогрейке и сапогах, как другие.

По праву сильнейшего я вёл себя в группе по-хозяйски, но у меня обнаружился конкурент. Это был староста группы - Володя Прийменко, прошедший армию и знавший некоторые приёмы самбо. Володя был худ, белоглаз, похож на Иудушку Головлёва по рисункам Кукрыниксов, зол и достаточно силён. Мы с ним периодически цеплялись друг к другу, но пока по-мелочи. Володя был очень нудным парнем и всё доносил нашему куратору - члену парткома факультета Тоточава. Последний был добрым и неплохим человеком, но как партиец должен был реагировать. А как мегрел (Тоточава - мегрельская фамилия), наверное, симпатизировал мне, если это вообще можно было делать при моём поведении.

Причина моего раздора с Володей была одна - кухня. Не знаю медицинского обоснования этого явления, но после моего кишечного заболевания неизвестной мне этиологии, у меня проснулся бешеный аппетит. Я ел всё, что попадёт под руку - зерно молочно-восковой спелости, кашу, остающуюся в котле, яйца, которых было так много, что и съесть их все оказывалось невозможным. Иногда я по ночам вставал, будто в туалет, а сам шёл на кухню, вскрывал дверь ножом и быстро поедал оставленные там припасы. Я вынужден был поедать быстро потому, что минут через десять Прийменко, убедившись, что меня нет в туалете, бежал на кухню и мешал мне утолять голод. Какое ему было дело до этого - не понимаю, нудный и вредный был он, и всё тут!

А время от времени мы схватывались. Я старался захватить его в мои смертельные объятья, он же предпочитал удары. В конце концов, мы сваливались на землю и как два зверя катались, пытаясь укусить друг друга. Услышав мат и рычанье, ребята вставали и отдирали нас друг от друга.

Я знал, что Володька 'обхаживал' нашу повариху Марту, он постоянно просиживал с ней на кухне. Ребятам это не очень нравилось. И когда Тоточава объявил, что надо назначить ответственного по кухне, то я и Прийменко одновременно выставили свои кандидатуры. Вопрос решался голосованием.

– Он же обожрёт вас, вам это надо?
– приводил свой довод Прийменко.

– А Прийменко будет на кухне трахаться с Мартой, это вам понравится?
– приводил я свой довод.

– Пусть подерутся, и кто выиграет, тот и будет зав. кухней!
– предложил Гога Тертерян.

Меня ребята не очень любили, но Володю за его доносительство и нудность, просто ненавидели. Наша драка была бы для них неплохим шоу.

Уговаривать нас не надо было. Мы вскочили на нары - а они были как одна площадка 5х2 метра и покрыты матрасами - и сцепились. Мне удалось ухватить противника за шею согнутой правой рукой, которую я дополнительно сгибал левой. Прийменко, пользуясь тем, что руки у меня заняты, стал пальцами выдавливать мне глаза. Я пытался укусить его, бил его коленом в пах, но не помогало. Только когда он стал хрипеть от удушья, а у меня пошла кровь, как показалось, из глаз (на самом деле кровь пошла из носа), нас растащили, как двух питбулей.

Вопрос о начальнике кухни оставался открытым, пока его не разрешил Тоточава.

– У вас есть староста, пусть он будет и ответственным за кухню, и причём здесь Гулиа?
– провозгласил Тоточава и ребята неохотно, но согласились. Я грозился поджечь кухню, но потом понял, что первым пострадаю от этого я сам. К тому же мы стали менять зерно у местных жителей на самогон, сало и другие съестные продукты, и актуальность кухни поубавилась.

Делалось это так. В то время хлеба убирали раздельным способом - сперва косили и укладывали в валки, а потом, когда зерно недели через две дозревало в валках, подборщиками на комбайнах подбирали и молотили это зерно. Этот метод, пригодный для высоких, крепких колосьев, например, на Кубани, плохо подходил для целины 1958 года.