Потом она увидела короля и королеву, прощавшихся с гостями до завтрашнего утра, когда должен был начаться турнир. Подле короля стоял Черный принц, а Изабеллы нигде не было видно.

— Ах ты Господи Святый Боже! — воскликнула нянька и прикрыла ладонью рот.

Стремглав она метнулась назад в глубину комнаты, где возле постели Адели сидели, утешая друг друга, Алехандро и Кэт. Нянька тряхнула врача за плечо:

— Обед закончился! Боюсь, принцесса вот-вот будет здесь!

Не успела она договорить эти слова, как дверь в спальню открылась и в комнате появилась Изабелла, не снявшая даже еще своего пышного одеяния. Окинув комнату взглядом, она ахнула и, не сказав ни слова, повернулась и закрыла за собой дверь в гостиную. Потом снова повернулась к постели и подошла, ступая почти неслышно, испуганно сомкнув руки.

Адель лежала на огромной постели, где казалась крохотной, среди смятых и скомканных простыней. Ее мокрые от пота медные волосы разметались по подушке, рубашка прилипла к телу, а дух ее, нежный и благородный, отошел в иной мир, испарился. Изабелла приблизилась к бренным останкам, и глаза ее наполнились слезами.

— Ах бедный, добрый мой друг, где же твоя красота… Никогда я не почувствую больше душевного твоего тепла… Как же я браню теперь себя за свой жестокий, не заслуженный тобою отказ на твою просьбу… Что же я с тобой сделала?

По щекам у нее потекли слезы, скоро плач перешел в рыдания, и принцесса, закрыв лицо руками, горько заплакала в голос.

«Нельзя, чтобы ее услышала королевская стража, пока я не придумал, как быть», — в отчаянии подумал Алехандро. Ласково отстранив Кэт, он поднялся и сказал:

— Ваше высочество, прошу вас, выслушайте меня. Подождите плакать… Слезами ей не поможешь…

Принцесса пошатнулась, ничего не видя сквозь слезы, и Алехандро протянул руку, чтобы ее поддержать.

К его изумлению, едва он коснулся ее плеча, как Изабелла упала к нему в объятия, прижавшись к его груди, и слезы закапали ему на рубашку.

— Что мне делать? Что мне делать? — рыдала она. — Ее больше нет, моей любимой подруги, моей доброй наперсницы! Я думала все исправить, но теперь у меня жестоко отняли самую возможность. Почему ты ее не спас?

— Ваше высочество, — сказал он умоляюще, — вы должны успокоиться. Вы обязаны помнить о риске, какому себя подвергаете… Я сделал все, что мог…

— Этого оказалось мало! О, подруга моя дорогая… Не может быть…

Она вцепилась в его рубашку и вытерла ею слезы. Алехандро напрягся, когда почувствовал, как принцесса расстегнула сначала одну пуговицу, потом вторую, а через минуту она прижималась щекой к его обнаженной груди. И вдруг она в ужасе оторвалась от него, широко распахнутыми глазами вперившись в красный круглый шрам, оставшийся после встречи с монахами в Арагоне.

Едва слышным шепотом она выговорила проклятие и отшатнулась, затаив дыхание.

— Мне доводилось видеть раньше такие шрамы… На картинах, — сказала она, высвободившись из его рук и медленно отстранившись. — Это клеймо, каким метят евреев, не так ли?

Он стоял неподвижно, и ворот рубахи был предательски открыт. Наконец обман его был обнаружен, и Алехандро похолодел от страха.

— Твое молчание говорит против тебя, — сказала Изабелла, и голос ее дрогнул от гнева. — Теперь я понимаю, почему в твоем присутствии мне всегда становилось не по себе. Как же я раньше не догадалась! Ты мастерский лжец, лекарь, ты удивительный лицедей, и ложью и хитростью ты сумел завоевать доверие моего отца. Однако вот она, твоя неприкрытая суть! Больше тебе не спрятаться под благородным обличьем! Ты всего лишь навсего презренный еврей, — прошипела она, стиснув зубы. — Ты посмел проникнуть в мой дом, есть за одним столом с королем, прикасаться к тому, к чему прикасаются мои руки…

Она взглянула на свои руки и потрясла ими так, словно желая стряхнуть с них прикосновения к нему, а потом отерла о юбку.

— Ты погубил мою любимую подругу. Ты отнял у меня ее преданность и разбил ее сердце! Она умерла, и вместе с ней умерла часть меня! Клянусь своими будущими детьми, что я не дам тебе жить спокойно и буду преследовать тебя до конца твоих дней! Твой обман обернется против тебя, и, клянусь, я заставлю тебя страдать!

Подобрав свои обширные юбки, принцесса принялась звать на помощь и бегом кинулась вон из спальни.

Он снова взглянул на Адель и думал лишь о том, как она обнимала его, как он чувствовал ее дыхание. Будто бы это происходило сто лет назад, а сейчас он был здесь чужой и все ему было чужое. «Это сон, — подумал он. — Если я сейчас протяну руку, то здесь не окажется никакой кровати. Эти вопли тоже всего лишь кошмарный сон, и он скоро закончится, и я вздохну свободно. Адель проснется, и мы вместе с ней уедем из этой страны куда-нибудь далеко, где нас никто не знает и где нет никакой чумы…»