— Деточка моя! — ахнула управдомша. — Что ты такое говоришь? Ничего не поняла.

Я повторила свою историю слово в слово, но в два раза медленнее.

— Письмо? Какое письмо? — уловила смысл опрашиваемая.

Я терпеливо повторила свою историю в третий раз, делая громадные паузы между фразами.

— Ах, ты про письмо говоришь!

— Так вы его видели?

— Естественно, — обиделась управдомша. — Я же не слепая. Александр Самуилович сжимал в одной руке конверт, в другой саму бумажку.

— Куда вы их дели?

— Кого?

Я вздохнула, досчитала до десяти и выдохнула.

— Конверт и бумажку.

— На диван положила. Они мне ни к чему. Пусть родственники беспокоятся, отчего их папочку удар хватил.

— Но прочитать прочитали.

— Естественно. Я же не слепая.

— Это я уже поняла, — пробормотала я. — Ему угрожали?

— Да нет. Написали, что умрет скоро.

— А здоровья не пожелали? — фыркнула я, но тут же пожалела о сказанном, так как бабуля вспомнила о собственных болячках и собралась подробно мне о них поведать.

— Когда вы уходили, — прервала ее я, — письмо лежало на диване?

К счастью, последний вопрос она поняла с первого раза.

— Куда положила, там и лежало.

— Ни адвокат, ни слесарь его не брали?

— Кого?

— Да письмо!

— Ах, вы про письмо говорите… Нет, не брали. Они понесли Александра Самуиловича вниз, в машину «Скорой помощи». Я последней уходила, дверь за собой заперла.

— Вы мне очень помогли! Спасибо.

Я поспешила ретироваться, чувствуя себя выжатой как лимон. Но главное, я убедилась, что анонимки мне не видать — преступник проявил предусмотрительность, забрался в квартиру Гольдберга и украл улику. Письмо — не телефонный звонок. По конверту, бумаге, манере написания специалист может определить многое. Замок вскрыл без страха: после работы над ним слесаря одна лишняя царапина ни о чем не скажет.

Выйдя со двора, я удивилась спокойствию нынешнего утра. Или обо мне просто забыли, или готовится нечто грандиозное, абсолютно убийственное. Поэтому на мелочи вроде кирпичей с крыши мои враги отвлекаться не желают. Что ж, я не против, готова…

Взглянула на часы. Время есть, успею съездить в больницу к «папочке», сообщу ему о своем решении перестать называться его дочерью.

Путешествие по городу и через парк обошлось без приключений. Может, злоумышленники навели обо мне подробнейшие справки, уточнили, где я родилась и кто мои родители, исключив меня из списка жертв? Версия приятная, однако расслабляющая и потому непригодная. Лучше быть живым пессимистом, чем мертвым оптимистом.

В реанимацию кардиологического отделения удалось проникнуть без проблем. На пути не встретилось ни одной санитарки, не говоря уж про медсестер или врачей. Дверь в палату Александра Самуиловича была приоткрыта. Я зашла. Единственный пациент лежал без движений, с плотно закрытыми глазами.

— Привет! Это Татьяна, — весело поздоровалась я, усаживаясь рядом с кроватью.

Гольдберг открыл глаза и повернул ко мне морщинистое личико.

— Шепотом говори, а то услышит кто.

— Как вы себя чувствуете?

— Получше. Никто пока не добил.

Я помялась, собираясь с духом, но начала издалека:

— Была сейчас в вашей квартире. Анонимку не нашла. Скорее всего ее забрал преступник, чтобы не оставлять следствию улик.

Старик переполошился.

— Больше ничего не украли? У меня много ценных вещей, произведений искусства…

— Какой резон воровать, если они считают, что после вашей смерти все достанется им?

— Но ведь они знают, ты — моя наследница.

Я вздохнула.

— Сегодня я собираюсь развеять их заблуждение по этому поводу.

— Мы так не договаривались!

— Александр Самуилович! За последние двое суток у меня не было ни одной спокойной минуты. На мою жизнь покушались без малого десяток раз, причем изобретательность и жестокость преследователей способна поразить любое воображение. Мое, по крайней мере, поразило. Овчинка не стоит выделки, деньги не стоят того, чтобы из-за них умирать.

— Но у нас с тобой договор!

— Моя репутация пострадает больше, если я не найду убийцу, чем при отказе от выполнения некоторых пунктов нашего соглашения. Или вы полностью хотите отказаться от моих услуг?

— Шантаж, — тонко подметил сообразительный клиент. — Отказаться я не могу, так как не имею ни возможности, ни времени для поиска и введения в курс дела другого детектива… Но заплачу я вам меньше обычных расценок.

— Ну уж нет! — возмутилась я. — Вы меня подставили, заставили солгать, подвергли нешуточной опасности. Я требую надбавки за риск!

Мы с ним торговались минут десять, наконец пришли к компромиссу и успокоились. Если Гольдберга все же убьют, а он считал, что после моего признания его обязательно убьют, я не получу ни копейки. Если его не убьют, а преступник будет схвачен, я получу свое вознаграждение полностью.