Шрифт:
— И большая охрана? — как можно равнодушнее спросила я.
— Как в концлагере, — мрачно пошутила она. — Не бойся, в обиду не дадут.
— А гости часто бывают? — немного погодя спросила я.
— По-разному. То две недели никого нет, а то чуть не каждый день. Но сегодня вряд ли кто приедет. Так что отдыхай пока. Где раньше-то трудилась?
— В полиции нравов, — брякнула я.
Томкины глазки озорно заблестели.
— Ну, значит, коллеги, — хохотнула она.
Остальные тем временем развлекались, кто как умел. Марина с пианисткой играли в нарды. Наташа с интересом наблюдала за их игрой, две-три девушки еще плескались в воде, все прочие листали пестрые иллюстрированные журналы или просто дремали в шезлонгах.
Марина наконец закончила очередную партию и, поднявшись с места, начала собирать свои вещи.
— Через полчаса я всех жду в танцклассе, — громко сказала она, — прошу никого не опаздывать.
Она подошла к нам и обратилась персонально ко мне:
— Ты тоже приходи обязательно. Танцами когда-нибудь занималась?
В ответ я неопределенно подвигала плечами.
— Ну что, искупнемся еще разок? — предложила я разомлевшей на солнце Тамаре.
Она лениво поднялась и безо всякого желания посмотрела на воду. Я схватила ее за плечи, она попыталась вырваться, и мы обе свалились в бассейн, подняв целую тучу брызг.
По пути в наши номера я поинтересовалась, чем занимается хозяин «заведения». Тамара, приостановившись, оглянулась по сторонам и негромко сказала:
— А вот об этом лучше помалкивай, тем более что хозяина ты вряд ли увидишь. Я видела его только раз и то издалека.
— А как же за обедом? — удивилась я.
— Так это был Шурик, — рассмеялась Тамара. — Ты что, приняла его за хозяина?
И она рассказала мне, что Александр Михайлович, или Шурик, как ласково называли его все, был замечательным мужиком. Когда-то он считался одним из лучших молодых режиссеров Москвы. Однако что-то у него там не сложилось, и, сменив несколько театров, он ушел из профессии. Кроме того, он, мягко говоря, попивал и, в конце концов, оказался здесь, где выполнял обязанности художественного руководителя и организатора театрализованных представлений, непосредственной участницей которых, по словам Тамары, мне предстояло стать в ближайшее время.
— Некоторые считают его сумасшедшим, но я думаю, что он действительно был гениальным режиссером.
Насколько я сумела понять, Шурик «свихнулся» на идее тотальной театрализации жизни и только здесь наконец, не стесненный в средствах, мог хотя бы частично воплотить свои безумные проекты.
Вернувшись к себе в комнату, я обнаружила на столе бутылку апельсинового сока, печенье и вафли, но торопившая меня Тамара объяснила, что лучше съесть все это после, так как ужин обычно бывает поздно. Тем более что мы уже опаздывали в танцкласс. И чуть ли не бегом мы рванули в главный корпус. И тем не менее опоздали.
Танцкласс располагался на первом этаже и представлял собой большую светлую комнату. Одна из его стен была полностью покрыта зеркалами. У стены напротив крепился станок, у которого в третьей позиции стояли восемь девушек. Марина находилась в центре зала, за фортепьяно сидела уже знакомая мне пианистка восточного типа.
— Быстро к станку, — довольно грубо сказала Марина, увидев нас на пороге комнаты.
Мы с виноватым видом встали на свободные места.
— Раз, и-и, два, и-и.. — отсчитывала Марина твердым уверенным голосом и иногда поправляла движения девушек. Мне Марина тоже делала замечания, но более доброжелательно и спокойно, чем остальным. Видимо, для первого раза это было и в самом деле не так плохо.
И все же к концу урока я основательно вспотела, была мокрая, как мышь, и с облегчением вздохнула, когда все закончилось.
Приняв душ, я набросилась на печенье и вафли. Физические упражнения и свежий лесной воздух явно способствовали хорошему аппетиту, а до ужина оставалось не меньше часа.
Заморив червячка, со стаканом сока в руках я уселась в удобное кресло у окна и решила подвести первые итоги. А они были неутешительные. Я чувствовала себя буквально оглушенной всем увиденным и услышанным за сегодняшний день.
Одно было совершенно очевидно для меня: я попала в очень неприятную историю. В поисках Марины я сама превратилась в добровольную пленницу в месте, которое можно было сравнить с островом. Это хозяйство находилось в самом настоящем дремучем леcу за несколько сот километров от Тарасова. Только до шоссе, по моим подсчетам, было километров двадцать. А наличие диких зверей и многочисленной вооруженной охраны усугубляло ситуацию.
Хозяин, скрывающий свое лицо и имя даже от постоянных обитателей заведения, вызывал у меня серьезные опасения. Вспомнился и указанный Вольдемаром срок — «год и один день», как непременное условие «контракта».
Веселенькая перспектива, ничего не скажешь! Я представила себя возвратившейся год спустя в Тарасов с крупной суммой «честно заработанных» денег, и мою веселость как рукой сняло.
С другой стороны, я видела перед собой вполне приличных неглупых девушек, довольных своей судьбой. Да, черт возьми, именно довольных, но между нами была одна существенная разница. Я не мыслила себе работать проституткой даже в самом комфортабельном публичном доме. Моя профессия меня вполне устраивала! И у меня не было финансовых проблем! И вообще, у меня не было никаких проблем, пока… пока не появился Герман.