Я залезла с ногами в кресло и приготовилась слушать рассказ Германа. Он не торопился начинать разговор, и я терпеливо ждала, когда он соберется с мыслями. Разглядывая его осунувшееся лицо, я поймала себя на мысли, что впервые в жизни вижу его небритым.

— Теперь тебе придется отпустить бороду, — сказала я.

— Почему? — удивился он.

— Из-за раны тебе еще долго нельзя будет бриться.

Герман привычным движением провел рукой по подбородку.

— Ничего, как-нибудь перетерплю, — проговорил он и опять надолго замолчал.

— Пойду-ка я сварю кофе, — рассмеялась я, — а ты пока наберись смелости.

Про смелость я сказала не случайно, потому что мне показалось, что Герман никак не может решиться на что-то. Оставив его в одиночестве, я отправилась на свою родную кухню, от которой за эти дни успела отвыкнуть.

Когда я вернулась, то застала Германа в той же позе. Он взял у меня керамическую чашку и осторожно пригубил ее содержимое.

— Вкусно, — лаконично оценил он мое мастерство.

— Герман, мне очень бы хотелось узнать некоторые вещи. Каким это образом, например, вместо рыбалки ты оказался вчера в заповеднике, — начала я. — Не менее любопытно, почему судьба единственной дочери твоего погибшего друга, которая настолько волновала тебя неделю назад, что ты, желая узнать что-либо, не задумываясь, выложил тысячу долларов, сегодня тебе совершенно безразлична. Настолько, что, встретившись сегодня с ней нос к носу, ты даже не обратил на нее внимания. Ну и, наконец, третий вопрос: долго ли ты будешь меня мучить?

Он посмотрел на меня затравленным взглядом и наконец заговорил:

— Мне действительно трудно тебе все объяснить… Для этого нужно было бы рассказать тебе всю мою жизнь. Но я еще очень долго, а может быть, и никогда, не смогу этого сделать. Поэтому я просто отвечу на твои вопросы.

— И на том спасибо, — съязвила я.

— Ну, во-первых, ты уже поняла, что в Тарасове я оказался не случайно. Нас давно интересовал этот самый заповедник, его хозяин и гости. Но мы никак не могли туда попасть, и не последнюю роль в этом сыграли его покровители, среди которых… — Герман вздохнул. — Этого я тоже тебе не могу сказать. Понимаешь, как мне сложно с тобой говорить?

— Ты мой бедненький.

Пропустив мимо ушей мою иронию, Герман продолжил:

— Но мы до вчерашнего дня даже представить себе не могли, с какими силами имеем дело.

— Ты имеешь в виду «короля террора»? — спросила я.

— Да. Я до сих пор не могу поверить, что его больше не существует. Но не только в нем дело…

— А, кстати, кто же этот загадочный хозяин «замка»? — спросила я.

— До вчерашнего дня мы считали, что это одна из крупных фигур военно-промышленного комплекса. Он когда-то возглавлял закрытый институт в Тарасове… Но теперь мне кажется, что этот человек был подставным лицом. И нас ожидают еще большие сюрпризы!

— Так. Ну с этим мне все более или менее понятно, — сказала я. — Переходим ко второму вопросу.

— На этот вопрос ответить, с одной стороны, очень просто, — опять загрустил Герман.

— Ну вот с этой стороны и начни, а там посмотрим, — предложила я.

— Ну хорошо. Марининого отца я не знал. Хотя, может, когда-нибудь мы с ним встречались, — честно сознался Герман, — и Марина была только способом привлечь к этому делу…

— Меня, — догадалась я.

— Тебя, — вздохнул Герман.

— А нельзя было ввести меня в курс дела? Спросить, согласна ли я? — спросила я.

— Видишь ли, Танюха… Тут как раз и начинается вторая сторона, о которой я говорил. Понимаешь… Эта операция разрабатывалась не один день, и существуют ситуации, при которых идеальным агентом является человек, который… Ну представь, что тебе нужно пронести через таможню контрабанду. Знаешь, кто это сделает лучше всего?

— Я?

— Идеальным курьером будет человек, не подозревающий, что он везет контрабанду. Опытные контрабандисты часто используют этот прием. Они подходят к первому попавшемуся человеку и просят пронести в самолет чемоданчик, объяснив, что не хотят платить за превышение веса багажа. Или просто просят помочь поднести…

— Можешь так долго не объяснять — я иногда смотрю детективы, — опять перебила его я.

— Кроме того, ты могла бы не согласиться, — добавил он.

— Короче, меня интересует, какую роль в этой комедии ты отвел мне? — спросила я, потеряв терпение.

— Обещай, что не запустишь в меня тяжелым тупым предметом, — попытался пошутить Герман.

— Еще короче.

— Обещаешь? — настаивал Герман.

— Обещаю-обещаю.

— Ну хорошо… Сними, пожалуйста, сережки, — неожиданно попросил он.

— Это обязательно? — потеряла терпение я.

— Ну пожалуйста, я очень тебя прошу.

— О, господи! Ну пожалуйста… — согласилась я и начала выполнять его идиотскую просьбу.

Правая сережка расстегнулась легко, а левую, как назло, заело.

— Не получается? — участливо спросил Герман. — Давай помогу.

— Да что тебе приспичило! — наконец не выдержала я.

Не обращая внимания на мое возмущение, Герман стал помогать мне снимать сережку.

— Тут, по-моему, что-то сломалось…