— Михаил Яковлевич, мне очень жаль, что приходится отрывать вас от дел, но нам необходимо прояснить еще несколько вопросов.

Слова мои падали с уверенностью, а подтекст четко и ясно говорил: если Гурьянов откажется говорить со мной здесь, ему придется беседовать в отделении. В глазах бухгалтера отразились колебания — то ли послать меня куда подальше, то ли побеседовать. Гурьянов помялся, почесал заметную щетину на впалой щеке, потом нехотя согласился:

— Ну заходите, я отвечу на ваши вопросы.

«Вот спасибо», — ехидно подумала я, во второй раз за сегодняшний день входя в коробочку-прихожую и разуваясь. Гурьянов наблюдал за моими действиями со смешанным чувством досады и ехидства, не пытаясь проявить вежливость и помочь мне снять куртку. Ну и ладно, без него обойдусь. Повесив куртку на рожки, прибитые к стене, я прошла на кухню вслед за хозяином квартиры. Сквозь приоткрытую дверь в комнату я увидела спасительную кровать, под которой скрывалась не так давно. Стол Гурьянова до сих пор манил меня неразгаданными и неразведанными тайнами. Все же надо будет выкроить время и продолжить прерванный обыск. Мало ли какие еще бумаги могут храниться в его столе…

Михаил Яковлевич уселся на пошатнувшийся под ним табурет, бесстрашно смахнув собственными джинсами толстый слой пыли. А я, прежде чем приземлиться, машинально провела по сиденью ладонью, которая тут же украсилась пушисто-серым налетом. «Ну да ладно, мои джинсы и не такое выдержат», подумала я и уселась поудобнее. Потом закурила, не спрашивая во второй раз разрешения хозяина, проникновенно посмотрела в глаза бухгалтера и спросила:

— Где вы были сегодня с двух до половины четвертого?

— Я находился в собственной квартире, — с небрежной невозмутимостью ответил Гурьянов, но глаза его странно забегали — взгляд метнулся к потолку, пробежал по пятнам, украшавшим штукатурку, с интересом скользнул по строю немытой посуды, и только потом Михаил Яковлевич взглянул на меня.

— Почему не на работе? — полюбопытствовала я, еле заметно вскинув брови.

— Я закончил работу раньше, чем предполагал, — снисходительно ответил Гурьянов, окинув меня уничтожающим взглядом, словно поражался моей недалекости. — И дел больше не предвиделось.

— Значит, вы были дома? А может ли это кто-либо подтвердить? — Я не могла избавиться от ехидства, сквозившего в вопросе. Странно, при общении с бухгалтером Гурьяновым я автоматически выбирала ироничный тон. Впрочем, он тоже.

— Прошу прощения, но если бы я знал о предстоящем допросе, — отвратительно-ядовитая улыбочка появилась на физиономии Михаила Яковлевича, а его хищный нос заострился, как у Бабки Яги из детских сказок, — я бы обязательно пригласил к себе кучу знакомых. Мне очень жаль, что не могу подтвердить свое алиби.

— А как вы относились к Глебу Денисовичу?

— Абсолютно нормально, он — превосходный руководитель… был. Мне очень жаль, что его убили.

Мне показалось, или в последнем слове Гурьянова прозвучал триумф? Не знаю. К сожалению, в душах людей я читать не могу. А иногда так хотелось бы!

— Вот как? — с преувеличенным интересом протянула я. И без перехода попросила: — Могу я от вас позвонить?

— Конечно… — удивился переключению темы Гурьянов. — Телефон стоит на тумбочке в прихожей.

Странно, что он позволил мне сделать звонок — я бы на его месте все-таки вытурила назойливого «сотрудника милиции» из квартиры. Но… силен в нашем народе страх перед правоохранительными органами и документами, этим органам соответствующими.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я.

Затем я подошла к телефону, сняла трубку, повернувшись спиной к сидящему на кухне Гурьянову, набрала на диске свой собственный домашний номер, заведомо зная, что трубку никто не поднимет, и незаметно открутила мембрану. Михаил Яковлевич с напускным безразличием смотрел за окно, где бушевала осень. Приближающиеся сумерки нагоняли на город мрачноватую волну тумана. Тяжелые тучи сгустились на небе, обещая дождь или снег.

На установку «жучка» у меня ушла от силы минута, за которую я успела произнести вслух пару ничего не значащих фраз, якобы беседуя с тем, кому звонила. И опустила трубку на рычаги. «Жучок» уютно устроился под водруженной на законное место мембраной.

После чего я сочла возможным попрощаться с главным бухгалтером фирмы «Луч» и, спустившись в машину, настроилась на прием волн установленного «жучка». Гурьянов показался мне несколько озабоченным, обеспокоенным. Возможно, сейчас он каким-либо образом раскроет себя? Едва я успела закурить, как в наушнике раздался щелчок, и противный голос Михаила Яковлевича произнес: