Я поднялась с кресла с огромным усилием — мое тело жаждало покоя. Мой мозг отказывался работать, возмущенный тем, что я буквально изнасиловала его. «Имей совесть, — ворчал он. — Я не могу постоянно работать! Ты дождешься какой-нибудь паршивой опухоли от постоянного желания думать, думать, думать! Нормальные люди вообще этим не занимаются так часто! Иногда они даже стараются не утруждать свой мозг!»

— И все равно умирают, — огрызнулась я. — А если учесть, что Моцарт умер от опухоли головного мозга, сдается мне, в его компанию попасть не так уж и плохо.

«Ага, и похоронят нас с тобой в общей могиле для бедняков», — загрустил мой мозг.

— Да уж на хороший гробик я скопила, не волнуйся, — утешила я беднягу.

Я подошла к столу и только теперь увидела записку, торчащую в телефонной подставке.

«Таня, срочно возникло дело. Я скоро буду. Прости, что не смогла дождаться. Рита».

Ну, вот и славно. Одна нашлась. Внизу торчал еще один листок, там Риткиным почерком была написана какая-то китайская надпись. «1-й Прок. 27 3». То ли 273, то ли… Я бросила листок на стол и набрала номер Саши-программиста. На работе его уже не было. Телефон домашний я не знала. Ладно, попробую через 09. Телефон мне там выдали сразу.

— Алло, — услышала я Анькин голос.

— Привет, это Таня.

— Привет. Тань, что-нибудь случилось?

Конечно, бедная Анечка прекрасно знала, что я звоню ей только по нужде!

— Да, Аня. Меня очень интересует одна особа, а я по фотографиям поняла, что вы учились в одном классе.

— Какая?

— Лоретта, — сказала я. — Лоретта Гараян.

На другом конце провода воцарилось молчание. Потом Анька сказала:

— Я так и знала… Сейчас приеду.

— Если хочешь, я сама.

— Нет, Таня. Это очень длинный разговор. Скажи только — Лорка еще жива?

Интересно! С чего бы Лоретте не быть живой?

— Конечно, жива!

— Слава богу! Жди меня, Таня. Сейчас. Меня Сашка довезет. Я постараюсь побыстрее.

И она повесила трубку.

Взглянув на оставленный моей загадочной Риткой листок, я вновь попыталась понять, что же там за «Прок» и куда она направилась. Правда, в голову нахлынули воспоминания о «пивке», и я решила уже, что Ритка все-таки взрослая девочка, может иметь полное право на личную жизнь, но отчего-то противный внутренний голос пытался убедить меня в том, что в данный момент Риткино увлечение личной жизнью несколько неуместно и даже опасно.

«Ладно, решу с Аней и отправлюсь на ее поиски, — решила я. — Если уж она по дороге вела себя неадекватно, ее непременно должен был заметить еще кто — то».

Они приехали через пятнадцать минут.

Сняв мотоциклетные шлемы, уже сидели на кухне. Анька была взволнованна.

— Лорка жива, Таня? — еще раз спросила она.

— Я же тебе сказала…

— Прости, я подумала, что ты не хочешь говорить мне правду.

— Аня, а почему ты так за нее боишься?

— Потому что это — Лорка. Вы были бы друг от друга без ума. Если бы не резкая полярность. Ты — плюс, она — минус.

— Противоположности друг к другу притягиваются, — усмехнулась я.

— Лорка хороший человек. Но немного испорченный… Сейчас я все расскажу, а выводы ты сделаешь сама.

— Аня, а насколько ты ее хорошо знаешь?

— Как саму себя, — вздохнула Аня. — Мы как сестры. Поэтому я боюсь за нее.

И она начала историю о несчастной Лоретте.

Когда Анна поняла, что у нее уже не будет детей, кроме маленького Павлика, она пришла в отчаяние. Тогда Арташес, который не выносил слез своей жены, пришел в детский дом. Лоретту он увидел сразу. И остолбенел, потрясенный почти кошачьей грацией маленькой девочки.

— Кто она? — спросил Арташес.

— Как все — отказная. Отец у нее, кажется, испанец или мексиканец — точно не знаем. Мать — студенточка из Москвы. Красивая девчонка, но с темпераментом.

Арташес еще немного постоял, посмотрел. Девочка, поймав его взгляд, обернулась и долго смотрела на него такими взрослыми глазами, что Арташесу показалось, будто его оценивают. Потом Лоретта улыбнулась — но как! Бог мой, Арташес даже прикрыл глаза. Это была улыбка взрослой женщины, уверенной в своей власти.

Уходя, Арташес уже знал, что Лоретта станет его дочерью. Потому что он был покорен ее красотой.

На следующий день он привел туда Анну. Она же, завидев девочку, вздрогнула.

— Она просто чудовище, Арташес, — прошептала она. — И потом — ей уже шесть лет. Слишком большая.

Каково же было удивление Арташеса, когда девчонка, словно почувствовав неодобрение Анны, резко изменила выражение лица и, подбежав к Анне, обняла ее за колени и подняла к ней ставшую такой невинной мордашку.