Шрифт:
Т р и л е ц к и й. Свистит, точно мужик! Удивительная женщина!
Пауза. Ездить она к вам не станет.
А н н а П е т р о в н а. Почему?
Т р и л е ц к и й. Потому что к вам шляется Платонов… Она терпеть не может его после тех его выходок. Вообразил человек, что она дура, вбил себе это в свою нечесаную голову, и теперь черт его не разубедит! Считает почему-то своею обязанностью надоедать дурам, выделывать над ними разные штуки… Ходите!.. А разве она дура? Понимает же он людей!
А н н а П е т р о в н а. Пустяки. Мы не позволим ему лишнего. Скажите ей, чтоб не боялась. А чего это Платонова так долго нет? Давно уж пора ему быть… (Смотрит на часы.) Невежливо с его стороны. Шесть месяцев не видались.
Т р и л е ц к и й. Когда я ехал к вам, в школе ставни были наглухо закрыты. Должно быть, спит еще. Каналья человек! Я его сам давно уж не видел.
А н н а П е т р о в н а. Здоров он?
Т р и л е ц к и й. Он всегда здоров. Жив курилка!
Входят Г л а г о л ь е в 1 и В о й н и ц е в.
ЯВЛЕНИЕ II
Те же, Г л а г о л ь е в 1 и В о й н и ц е в.
Г л а г о л ь е в 1 (входя). Так-то, милейший Сергей Павлович. В этом отношении мы, заходящие светила, лучше и счастливее вас, восходящих. И мужчина не был, как видите, в проигрыше, и женщина была в выигрыше.
Садятся. Сядемте, а то я утомился… Мы любили женщин, как самые лучшие рыцари, веровали в нее, поклонялись ей, потому что видели в ней лучшего человека… А женщина лучший человек, Сергей Павлович!
А н н а П е т р о в н а. Зачем же мошенничать?
Т р и л е ц к и й. Кто мошенничает?
А н н а П е т р о в н а. А кто эту шашку сюда поставил?
Т р и л е ц к и й. Да вы же сами поставили!
А н н а П е т р о в н а. Ах да… Pardon…
Т р и л е ц к и й. То-то что pardon.
Г л а г о л ь е в 1. У нас были и друзья… Дружба в наше время не была так наивна и так ненужна. В наше время были кружки, арзамасы… За друзей у нас, между прочим, было принято в огонь лазить.
В о й н и ц е в (зевает). Славное было время!
Т р и л е ц к и й. А в наше ужасное время пожарные на то есть, чтоб в огонь лазить за друзьями.
А н н а П е т р о в н а. Глупо, Николя!
Пауза.
Г л а г о л ь е в 1. В прошлую зиму в Москве на опере я видел, как один молодой человек плакал под влиянием хорошей музыки… Ведь это хорошо?
В о й н и ц е в. Пожалуй, что и очень даже хорошо.
Г л а г о л ь е в 1. И я так думаю. Но зачем же, скажите вы мне, пожалуйста, глядя на него, улыбались близь сидящие дамочки и кавалеры? Чему они улыбались? И он сам, заметив, что добрые люди видят его слезы, завертелся на кресле, покраснел, состроил на своем лице скверную улыбочку и потом вышел из театра… В наше время не стыдились хороших слез и не смеялись над ними…
Т р и л е ц к и й (Анне Петровне). Умереть этому медоточивому от меланхолии! Страсть не люблю! Уши режет!
А н н а П е т р о в н а. Тссс…
Г л а г о л ь е в 1. Мы были счастливее вас. В наше время понимающие музыку не выходили из театра, досиживали оперу до конца… Вы зеваете, Сергей Павлович… Я оседлал вас…
В о й н и ц е в. Нет… Подводите же итог, Порфирий Семеныч! Пора…
Г л а г о л ь е в 1. Ну-с… И так далее, и так далее… Если теперь подвести итог всему мною сказанному, то и получится, что в наше время были любящие и ненавидящие, а следовательно, и негодующие и презирающие…
В о й н и ц е в. Прекрасно, а в наше время их нет, что ли?
Г л а г о л ь е в 1. Думаю, что нет.
Войницев встает и идет к окну. Отсутствие этих-то людей и составляет современную чахотку…
Пауза.
В о й н и ц е в. Голословно, Порфирий Семеныч!
А н н а П е т р о в н а. Не могу! От него так несет этими несносными пачулями, что мне даже дурно делается. (Кашляет.) Отодвиньтесь немного назад!
Т р и л е ц к и й (отодвигается). Сама проигрывает, а бедные пачули виноваты. Удивительная женщина!
В о й н и ц е в. Грешно, Порфирий Семенович, бросать в лицо обвинение, основанное на одних только догадках и пристрастии к минувшей молодости!..
Г л а г о л ь е в 1. Может быть, я и ошибаюсь.
В о й н и ц е в. Может быть… В данном случае не должно иметь места это «может быть»… Обвинение не шуточное!
Г л а г о л ь е в 1 (смеется). Но… вы сердиться, милый мой, начинаете… Гм… Одно уж это доказывает, что вы не рыцарь, что вы не умеете относиться с должным уважением к взглядам противника.
В о й н и ц е в. Одно уж это доказывает, что я умею возмущаться.
Г л а г о л ь е в 1. Я не всех, разумеется, поголовно… Есть и исключения, Сергей Павлович!
В о й н и ц е в. Разумеется… (Кланяется.) Покорнейше вас благодарю за уступочку! Вся прелесть ваших приемов заключается в этих уступках. Ну а что если бы наскочил на вас человек неопытный, вас не знающий, верующий в ваше знание? Ведь вам удалось бы убедить его, что мы, то есть я, Николай Иваныч, maman и вообще всё более или менее молодое, не умеем негодовать и презирать…