— Знаете, сударь, что я вам скажу? Сообщите как-нибудь при случае королю, что подарили своего коня этому юноше. Вот увидите — хуже после этого ваши дела при дворе не пойдут.

— Какой вы, право, славный человек! — шепнул в ответ Витри — и больше не жалел, что конь перешел в руки Жеана.

Вдвоем они приблизились к Жеану. Тот все еще был вне себя от восторга.

— А что вы сделаете с тем, которого одолжили, не спросив хозяина?

— Я собирался его вернуть — но видите ли, сударь, я в затруднении. Это лошадь Кончини. — И он лукаво улыбнулся Пардальяну.

— Ах, так! — понимающе усмехнулся шевалье.

— Не хотелось бы, чтобы он решил, будто я присвоил его добро… но, признаюсь, мне нелегко было бы самому передать коня обратно.

— Так пошлите кого-нибудь, — подмигнул сыну Пардальян.

— Ни в коем случае! — негодующе воскликнул Жеан. — Он подумает, что я струсил.

— Значит, я пойду с вами, — опять улыбнулся Пардальян.

Преучтиво, со множеством заверений в преданности они распрощались с Витри. Капитан согласился послать человека по указанному Пардальяном адресу в гостиницу, чтобы тот отвел туда Зефира — коня, счастливым владельцем которого стал Жеан.

Затем, ведя в поводу коня Роктая, Жеан с Пардальяном направились во дворец Кончини и явились туда как раз в тот момент, когда флорентиец с четверкой телохранителей спешивались во дворе.

— Право слово, как раз вовремя! — усмехнулся юноша.

Пардальян остался в стороне, чтобы в случае чего вмешаться. Жеан же неспешно и беззаботно пошел к Кончини и его людям.

Те так и окаменели, увидев его, а когда он посмел приблизиться — побледнели от ярости. С глухими ругательствами и угрозами они уставились на Жеана, готовые в любую секунду выхватить шпаги. Особенно взбесился Роктай: он увидал свою лошадь и был уверен, что Жеан не собирается возвращать ее.

Кончини, грозно взглянув на приспешников, негромко приказал:

— Всем стоять на месте и молчать, черт побери!

Они повиновались и застыли как вкопанные. Только в глазах у них горела ненависть.

Жеан был удивлен, хотя виду и не подал — он ожидал, что его встретят со шпагой в руке и готов был сам обнажить ее. Встреча, конечно, была нелюбезной, даже явно враждебной — но дракой пока не пахло. Жеан, по понятным причинам, не слишком-то полагался на вежливость Кончини… Он насторожился пуще прежнего.

Подойдя вплотную к флорентийцу и его клевретам, юноша размашистым жестом (Пардальян узнал этот жест и улыбнулся) снял шляпу.

Кончини был гениальный актер. Вполне владея собой — только чуть побледнев, — он так же учтиво обнажил голову и с достоинством ожидал слов Жеана.

Телохранители, вслед за хозяином, тоже сняли шляпы и застыли, словно в строю. Жеан ничего не понимал, но звонкий голос его, когда он обратился к Роктаю, был совершенно спокоен:

— Вот ваша лошадь, сударь. Признаюсь, что позаимствовал ее несколько неучтиво, но всякий истинный дворянин должен принять мое оправдание: ведь речь шла о королевской службе.

Изящно и горделиво поклонившись, он накинул конский повод на руку Роктаю. Тот от изумления застыл, как статуя, — только грозный взгляд Кончини вернул ему дар речи. Роктай торопливо поклонился, попытался улыбнуться и ответил:

— Вы правы, сударь: королевская служба — наипервейший долг каждого честного дворянина.

Жеан кивнул, посмотрел Кончини с клевретами прямо в лицо и сказал — вежливо, с расстановкой, без всякого вызова:

— Надеюсь еще увидеться, господа!

Кончини, Роктай, Эйно, Лонваль и Сен-Жюльен учтиво отвесили поклоны в ответ. Жеан пошел назад — медленно, не оборачиваясь, подбоченившись, но все еще не веря, что дело обошлось поклонами, а не ударами шпаг.

За спиной его кипела ярость:

— Черт! Дьявол! Чума!

— В глаза смеется, прохвост!

— Так бы и задушил нахала!

— Сунься только еще — и я за себя не ручаюсь!

Кончини молчал. Сверкая взором, он смотрел вслед Жеану. Он был бледен; на лбу выступили крупные капли пота. Каких сил ему стало сдержаться… он еле вынес этот разговор.

Когда высокая фигура юноши скрылась из виду, Кончини прошипел:

— Потерпите, волчата! Скоро, честью клянусь, мы избавимся от этого фанфарона. Он нам за все заплатит! И мир еще не видал такой мести, какой я ему отомщу.

— Ах, монсеньор! Да нас ведь только эта мысль и удержала! А не то бы…

Пардальян быстро нагнал сына и весело сказал, словно ничего не случилось:

— Не заглянуть ли нам к почтенной Николь? Сдается мне, обеденный час давно уже пробил.

— С радостью, сударь, что же может быть лучше доброго обеда? Я умираю от голода!

И они рука об руку направились к улице Сен-Дени.

— Ну, сударь, — говорил Жеан, — вы и вообразить себе не можете, как меня встретили у Кончини! Опомниться не могу. Я думал, они на меня сразу набросятся с оружием — а они улыбались! Натянуто, конечно, улыбались — но никаких там шпаг, кинжалов… Неужели благосклонность короля заставила итальянца простить меня?