Оставим на время Леонору Галигаи, целиком поглощенную жаждой мести неизвестной сопернице, так некстати вставшей у нее на пути, и последуем за Кончини в опочивальню королевы.

Он также прекрасно сознавал весь трагизм ситуации — малейший неловкий шаг означал для него неминуемую смерть под страшнейшими пытками.

Пока не свершилось непоправимое — иными словами, пока не погиб Генрих IV — жизнь его находилась под угрозой. Да и после цареубийства дело могло быть закрыто только с арестом подлинного или мнимого виновника, ибо подобное преступление требовало обязательного возмездия.

Наконец он понимал, что находится в полной власти женщины, с которой намеревался разыграть комедию страсти, — от успеха или провала этой комедии зависело, вознесется ли он на безграничную высоту или рухнет в разверзшуюся перед ним пропасть.

Да, карьера, почести, слава, власть и сама жизнь — все было поставлено на карту в этот час любовного свидания. Одна оплошность, одна секундная заминка — и он погиб!

У него хватило дерзости начать эту игру, и он обладал достаточной ловкостью, чтобы вести ее по своим правилам, с бесстыдной наглостью обманывая влюбленную королеву.

Даже гениальный актер не сыграл бы эту роль лучше. Проявив изумительное чутье, Кончини не совершил ни единой ошибки: он был одновременно нежен и пылок, смел и робок, игрив и застенчив. Более того, ему удалось использовать даже снедавшее его нетерпение. В самом деле, в какие-то моменты могло показаться, что он хочет задушить, уничтожить эту женщину, которой нашептывал слова любви, в душе проклиная ее и посылая ко всем чертям. Она же принимала эти проявления бессильного бешенства за безумный порыв страсти, доходящей до бреда.

Свидание любовников продолжалось чуть более часа — часа, показавшегося ему долгим, как вечность, а ей кратким, как мгновение, как мимолетная греза, полная невыразимого наслаждения. Когда он оставил ее, она была в изнеможении — но чувствовала себя счастливой, очарованной, покоренной.

Кончини же, освободившись от отвратительных для него объятий и радуясь успешному завершению неприятного дела, немедленно отправился в свой дом на улицу Сент-Оноре. Сегодня ему во всем везло: Леонора ночевала в Лувре, и он мог располагать своим временем, как пожелает. Призвав к себе троих храбрецов, он заперся с ними в кабинете и отдал им точные, выверенные до деталей распоряжения.

Что же он замышлял? А вот что.

Генрих IV не умел обходиться без наперсников в своих любовных приключениях. Помимо Ла Варена, мастера на все руки и подручного для любых грязных дел, король держал при себе несколько доверенных лиц, с которыми делился надеждами и разочарованиями, радостями и горестями. Естественно, у каждого из конфидентов имелись друзья, получавшие информацию о королевских тайнах из первых рук. Вокруг этого не такого уж и тесного кружка роилась туча интриганов и шпионов обоего пола — они вынюхивали, разведывали, угадывали и передавали из уст в уста любые секреты. Услугами такого рода людей не гнушались пользоваться и министры, которым случалось обсуждать похождения короля так, словно речь шла о делах государственной важности.

Когда король влюбился в Бертиль, произошло неизбежное — он поведал о зарождающейся страсти своим близким.

А те устремились на улицу Арбр-Сек в надежде познакомиться и подружиться с красавицей — будущей фавориткой, дарующей назначения и титулы. Как мы уже говорили, они остались при своих интересах: увидеть мадемуазель Бертиль им удалось, но никто не мог похвастаться, что сумел хотя бы поговорить с ней. Однако красоту ее восхваляли все без исключения.

Кончини не принадлежал к числу счастливчиков, пользующихся доверием короля, зато имел превосходно налаженную шпионскую сеть, а потому не уступал в осведомленности первейшим из приближенных короля.

Он поступил так же, как прочие, — отправился бродить вокруг дома на улице Арбр-Сек. Бертиль он увидел в окне, и этот миг был для него как удар молнии. В нем немедленно зародилось страстное желание обладать ею, и он поклялся, что эта девушка будет принадлежать ему, какими бы последствиями это ни грозило.

А тут и Леонора известила его, что нынешней ночью король будет убит. Смерть Генриха означала, что начинается царствование Кончини, хотя и под прикрытием имени Марии Медичи. Следовательно, он мог никого не опасаться. Поскольку Бертиль пробудила в нем не столько любовь, сколько грубую похоть, он, будучи человеком крайностей во всем, решился похитить ее.

Имея в виду эту цель, он послал Эскаргаса, Гренгая и Карканя на улицу Арбр-Сек, дабы те подготовили похищение и не спускали глаз с дома, который он им укажет. Следовало учитывать, что именно здесь королю предстояло умереть — и известие об этом событии надо было получить раньше других. Поэтому он предупредил своих головорезов, что похищение должно произойти не раньше полуночи — однако с десяти до двенадцати они обязаны находиться около дома безотлучно, а уже затем явиться к нему с донесением.