— Как ты сказала? — пробормотал он. — Повтори! Ты говоришь, его прозвали Храбрым? Это Жеан Храбрый, не так ли?

— Да, Жеан Храбрый. Это его имя.

Кончини разразился ужасным смехом, от которого у нее мороз прошел по коже.

— Ах, клянусь Богом! Какое забавное совпадение! — И он фыркнул. — Любовница Жеана Храброго! Все складывается самым чудесным образом! Вот что, красавица моя… твой идеальный дворянин, твой образец рыцарственности… да знаешь ли ты, кто он такой? Обыкновенный бандит! Разбойник с большой дороги! Наемный убийца! Вот он кто, твой великолепный герой!

Ни секунды не колеблясь, она бросила ему в лицо:

— Вы лжете!

Оскорбленный до глубины души, он прорычал по-итальянски:

— Sangue della madonna! [13]

Но, тут же взяв себя в руки, улыбнулся насмешливо и заявил цинично, чего она, в наивности своей, не поняла:

— Помилуй, это сведения из первых рук… Ведь он у меня на службе!

— В таком случае, он просто выполняет распоряжения своего господина! Позор падает на того, кто приказывает и кто платит. Убийца вы, а не он! Но даже этого я не допускаю. Вы лжете, повторяю вам!

Ее несокрушимая вера привела Кончини в бешенство. Оскорбительное обвинение во лжи, произнесенное дважды, не слишком его беспокоило, но инстинкт подсказывал ему, что нет лучшего средства унизить эту высокомерную девушку, поразив в самое сердце, чем доказать бесчестность ее любовника. Он лихорадочно размышлял, как убедить ее, и, внезапно хлопнув себя по лбу, проворчал так, чтобы она могла расслышать:

— Черт возьми! Слово дворянина ничего не значит для подружки бандита… Она должна получить подтверждение из уст такого же проходимца. Пусть же она его получит!

Схватив маленький свисток, висевший у него на шее, он трижды пронзительно свистнул. Через несколько секунд на пороге возникли Эскаргас, Гренгай и Каркань.

Выстроившись в ряд в двух шагах от двери, они безмолвно ожидали распоряжений своего господина. А тот, не оборачиваясь, спросил резким тоном:

— Как зовут вашего вожака?

Трое храбрецов переглянулись в изумлении, не зная, что и думать.

— Монсеньор, — робко начал Эскаргас.

— Без предисловий! — оборвал его Кончини. — Мне нужно от вас только имя! Как зовут вашего вожака? Отвечайте!

— Жеан Храбрый.

— Очень хорошо. Чем занимается он у меня на службе?

— Дьявольщина! Он делает… ту же работу, что и мы!

Кончини все это время не сводил глаз с Бертиль. Жестом приказав своим подручным уйти и не взглянув назад, ибо он был уверен, что те повиновались, Кончини сделал два шага по направлению к девушке, скрестил руки на груди и насмешливо осведомился:

— Ну, вы слышали? Вы узнали этих троих бандитов? Именно они схватили вас и доставили сюда. Это их работа. Полагаю, других объяснений не требуется? Теперь вы мне верите?

Упрямо покачав головой, она бросила решительное: «Нет!» Но лицо ее слегка побледнело.

— Не веришь? — задохнулся от негодования Кончини. — А если ты увидишь…

— Я скажу, что глаза мои ошибаются… В это я не поверю никогда и ни за что! — воскликнула она с тем же упорством.

— Если ты увидишь, — продолжал неумолимый Кончини, — как твоего Жеана Храброго везут на позорной повозке к Гревской площади, если увидишь, как палач раздирает ему крючьями грудь, поливая свежие раны расплавленным свинцом и кипящим маслом, если увидишь, как четыре лошади разрывают на части его тело, а возмущенная толпа, бросившись к этим жалким останкам, расхватывает их по кусочкам, чтобы скормить свиньям… если ты увидишь все это, то поверишь?

Она зажмурилась, словно желая отогнать ужасное видение. Но мужество не изменило ей и в эту страшную минуту. Тут же открыв глаза, она с вызовом произнесла:

— Я знаю, что при помощи гнусных интриг можно осудить невиновного. Я вижу, что вы способны на любую низость, дабы достичь своих целей. Но с Жеаном Храбрым вам не удастся справиться. Он не из тех людей, что позволяют схватить себя.

— О! — вскричал торжествующий Кончини. — Вот здесь ты ошибаешься! Его уже арестовали и надежно упрятали в темницу… Через несколько дней ему предстоит казнь, ожидающая царе… злодеев, подобных ему.

Он так жаждал нанести ей оглушающий, как ему казалось, удар, что в своей злобной радости забыл об осторожности и едва не проговорился о том, что в настоящий момент было никому неизвестно. С его уст чуть не сорвалось слово «цареубийца». Он Уже сожалел о своей оплошности, но поправить дело было невозможно.

Впрочем, нанесенный им удар превзошел все ожидания. Бертиль, и без того бледная, помертвела. Она пошатнулась и едва успела ухватиться за ближайшее кресло, чтобы удержаться на ногах. Сомневаться не приходилось: по-видимому, король, дав ей обещание простить Жеана, передумал и нарушил свое слово.