Небольшой рассказ о кинжале — паразите, история которого тесно связана с героями саги — братьев Маджере и их друзей.
I
Вокруг было тепло и темно. Откуда-то извне донесся мелодичный, приятный голос. — Давай достану.
Внезапно навалилась тяжесть.
— Не надо. Пускай в нем и торчит. Все равно от вони нипочем не избавиться, — отозвался писклявый, почти детский голосок.
Стало еще тяжелее. Вокруг было что-то липкое и густое — оно просачивалось сквозь крошечные желобки на клинке. — Лезвие, — полубессознательно подумал он. — У меня есть лезвие.
И спустя мгновение пришла новая мысль, — я чувствую кровь.
Кровь был мерзкой, горьковатой, со странным солоноватым привкусом.
Он знал, сам не зная откуда, что ему приводилось пробовать и куда более вкусную кровь, чем эта — более вкусную, чем кровь этого гоблина.
С клинка стекали свежие капли крови. Внезапно все стало на свои места, — да ведь я кинжал. Кинжал… и меня воткнули в сердце гоблина.
Внезапно, словно из ниоткуда, раздался другой голос, каждое слово которого звенело словно разлетающаяся на сотни осколков сосулька. — Бедняжка, ты даже не знаешь кто ты такой. — Новый приступ смеха.
Хотя этот голос мог принадлежать кому угодно — камню, трупу, ветру или оружию — кинжалу почему-то сразу показалось, что это была «она».
— Ты не можешь взглянуть на себя, едва ощущаешь себя, и совсем не знаешь кто ты такой.
В ее голосе проскользнули нотки презрения к слабым. — Тебя только что накормили, а тебе это не понравилось? — промурлыкала она, — скоро тебя покормят вновь, и так будет продолжаться еще долгое время.
Кинжал покрылся мурашками от удовольствия и страха; было в этом голосе что-то такое… Кинжал неловко пошевелился, скрывавшая его кровавая пелена слегка прояснилась и свежие капли скользнули до крестовины рукояти. — Рукоять, — подумал он. — Должно быть я и вправду кинжал.
— Я же намекнула тебе, что ты не кинжал. Многие принимали тебя за него и, поверь мне, это случалось куда чаще, чем ты можешь себе представить, — произнес голос, более холодный, чем труп гоблина.
Кинжал попытался сдвинуться, чтобы услышать больше, но затуманенный разум отказывался повиноваться. С каждым мгновением пошевелиться было все сложнее и сложнее — труп начинал коченеть.
А тем временем его таинственная собеседница продолжала, — ты выглядишь довольно поношенным, сделан из серебра. На конце рукояти у тебя имеется набалдашник в виде головы… — Она слегка замешкалась — …змея. Твоя крестовина выполнена наподобие пары когтей — они очень похожи на орлиные или ястребиные. А само лезвие — это хвост в длину что-то около шести дюймов. Вот через него ты и питаешься. А еще с его помощью ты… делаешь кое-что еще.
— Она знает меня, — подумал кинжал, и слегка пошевелил своим хвостом-лезвием. Вновь засочилась быстро остывающая кровь. Кинжал сделал пару глотков.
— Я знаю тебя. Ты сделан не из металла и не руками кузнеца. Даже я не участвовала в твоем создании. Когда-то, давным-давно, представителей твоей расы можно было встретить довольно часто.
— Ты был рожден, чтобы питаться за счет тех, кто использует тебя, владеет тобой, или имеет с тобой какую-нибудь родственную связь. Кровь это твоя жизнь; убийство это твоя еда; война умножает ваши ряды. Когда-то от ваших полчищ небеса темнели раньше захода солнца, а хлопанье ваших крыльев, когда вы опустошали деревню за деревней, было подобно шуму грандиозного побоища.
Внезапно ее тон изменился. — Но это было давно… кое-кто владел магией, пусть и не так как я, но владел. Я не стану называть здесь его имя. Ты и твои сородичи на многие века погрузились в сон. Без еды многие из вас погибли. ты один из последних оставшихся в живых.
— Несколько лет назад один глупый коробейник откопал тебя и отнес далеко на юг в надежде продать за кругленькую сумму — он выдавал тебя за реликвию, уцелевшую после одной из до-катаклизмовых войн. Это было мне на руку и все шло по задуманному мною плану. Но этот глупец продал тебя гному — тупой, слабовольной скотине, которая в корне нарушила все мои задумки.
От ее голоса у кинжала, застрявшего в закоченевшем теле, пробежала дрожь.
Когда эта леди приказывала, ей лучше было подчиняться и при этом молить богов, чтобы они сохранили тебе жизнь. Маленький разум существа не мог и помыслить о неподчинении, и уж тем более о его последствиях.
— Слушай же мой приказ. Гном должен умереть — отчасти чтобы накормить тебя, отчасти из-за того, что осмелился перечить мне, и самое главное, — без эмоционально добавила она, — потому что он помогает тому, кто вскоре станет моим врагом. Этих причин вполне достаточно чтобы оправдать смерть гнома — хотя перед кем я должна оправдываться?