Мы могли бы не затрагивать наиболее животрепещущий пункт, которому вы, возможно, заколебались бы поверить, что отказ касается настолько же вашего собственного спасения (с точки зрения ваших мирских материальных соображений), насколько и моего вынужденного подчинения освященным временем Правилам. Опять-таки я мог бы указать на Олькотта, который, если бы ему не было разрешено сообщаться с нами непосредственно, мог бы впоследствии проявлять меньше усердия и преданности, но больше благоразумия. Но это сравнение, несомненно, показалось бы вам натянутым. Олькотт, – сказали бы вы, – энтузиаст, упрямый, нерассуждающий мистик, который слепо пойдет напролом и не позволит себе смотреть вперед своими собственными глазами. Тогда как вы – трезвый здравомыслящий человек реального мира, сын вашего поколения холодных мыслителей, всегда держащих фантазию взнузданной и говорящих энтузиазму: "До сего места и не далее"… Возможно, что вы правы, возможно – нет. "Никакой лама не знает, где бер-чен жмет, пока его не наденет", – говорит тибетская пословица. Однако оставим это, так как я должен сказать вам, что установка "непосредственного сообщения" была бы возможна лишь при следующих условиях:

1. Встретиться в наших физических телах: если я нахожусь там, где сейчас, а вы в вашем доме, то это – материальное препятствие для меня.

2. Для нашей встречи в астральных формах потребуется ваш и мой выходы из физического тела. Духовное препятствие для этого существует с вашей стороны.

3. Возможность слышать мой голос внутри или вблизи вас. Это было бы возможным одним из двух способов:

а) если бы наши Старшие дали мне разрешение установить необходимые для этого условия, но это в настоящее время они отклоняют или

б) вам слышать мой естественный голос без всяких психофизиологических изменений, употребленных с моей стороны (как мы часто делаем между собою). Но для того, чтобы сделать это, не только нужно, чтобы духовные центры были сверхнормально раскрыты, но и сам человек должен овладеть великой тайной, еще не открытой наукой, упразднения, так сказать, всех препятствий пространства; нейтрализовать на это время естественные препятствия посредствующих частиц воздуха и заставить волны ударять в ваше ухо отраженными звуками или эхом. Об этом вы знаете сейчас настолько, чтобы отнестись к этому как к ненаучной нелепости. Ваши физики, не усвоив до сих пор акустику в этом направлении далее, нежели "совершенного" знания вибраций звучащих предметов и отражения посредством труб, могут насмешливо спросить: "Где же ваши бесконечно продолженные резонирующие предметы, чтобы проводить через пространство вибрации голоса?" Мы отвечаем: "Наши провода, хотя и невидимы, но неразрушимы и гораздо более совершенны, нежели таковые современных физиков, у которых быстрота передачи механической силы по воздуху представлена скоростью в 1100 футов в секунду и не более, если я не ошибаюсь. Но разве не могут быть люди, которые нашли более совершенные и скорые способы передачи, будучи несколько лучше ознакомлены с оккультными силами воздуха (акаша) и, кроме того, имеющие более усовершенствованное суждение о звуке?" Но это мы разберем позднее.

Есть еще более значительное неудобство и почти непреодолимое препятствие сейчас и такое, с которым я должен считаться, даже когда я только письменно сообщаюсь с вами, простая вещь, доступная каждому смертному – это моя полная неспособность передать вам смысл моих объяснений хотя бы физических феноменов, оставляя в стороне духовноразумные. Не впервые упоминаю об этом. Это равносильно тому, если бы ребенок попросил меня преподать ему величайшие проблемы Евклида прежде, нежели он начал учить элементарные правила арифметики. И только прогресс, который делает человек в изучении Тайной науки от ее первоначальных основ, приводит его постепенно к пониманию нашей мысли. И только таким образом, а не иначе, укрепляя и утончая, усовершенствуя эти таинственные связи симпатии между разумными людьми, временно разобщенных частиц мировой и космической Души – приближаются они к полному соотношению. Раз это установлено, тогда только эти пробужденные симпатии действительно послужат на соединение человека с тем, что за недостатком европейского научного слова, которое могло бы передать мысль, я опять вынужден описать как ту динамическую цепь, которая связывает материальный мир с нематериальным Космосом – Прошедшее, Настоящее и Будущее – и настолько ускоряет его проникновение, чтобы ясно схватывать не только все материальное, но также и от Духа. Я даже чувствую раздражение, употребляя эти три грубых слова: прошедшее, настоящее и будущее! Жалкие представления объективных фаз Субъективного Целого – они так же мало применимы к смыслу, как топор к тонкой резьбе. О, мой бедный друг, разочарованный в том, что вы уже так продвинулись на Пути, что простая передача мыслей для вас не будет затруднена условиями материи. Объединению вашего ума с нашими препятствует его врожденная неспособность. Такова, по несчастью, наследственная и самоприобретенная грубость, тяжесть западного ума. И так мощно самые слова, выражающие современные мысли, развились по линии практического материализма, что почти невозможно вам понять нас или нам объяснить вам что-либо касаемо этой тончайшей, идеальной механики оккультного Космоса. До некоторой малой степени такая способность может быть приобретена европейцами путем изучения и медитации, но – это все. Здесь заложено препятствие, которое до сих пор не позволило убеждению в теософические истины приобрести широкое распространение среди западной нации и послужило причиной тому, что западные философы отбросили изучение теософии, как бесполезной и фантастической. Как могу научить вас читать или писать или даже понять язык, ощутимый алфавит которого или слова, доступные вашему уху, не были еще изобретены! Как могли бы феномены нашей современной электрической науки быть объяснены, скажем, греческому философу дней Птоломея, если бы он внезапно был возвращен к жизни с тем же несоединимым hiatus в исследовании, который существовал бы между его и нашим веком? Не были бы для него сами технические термины невнятным жаргоном, абракадаброй ничего не значащих звуков, а сами инструменты и употребляемые аппараты чудовищными уродствами "чудес"? Представьте на одну секунду, что я стал бы вам описывать оттенки тех цветных лучей, которые находятся за так называемым "видимым спектром" – лучей невидимых для всех, за исключением очень немногих, даже среди нас. Чтоб объяснить, как можем мы зафиксировать в пространстве один из этих, так называемых, субъективных или случайных цветов (комплимент, говоря математически), более того, всякого другого данного цвета дихроматического предмета (одно это звучит нелепостью), думаете ли вы, что вы смогли бы понять их оптическое воздействие или даже просто, что я предполагаю под этим? А так как вы не видите подобных лучей и не можете знать их, и не имеете для них научного названия, то если бы я сказал вам: "Мой добрый друг Синнет, пожалуйста, не удаляясь от вашего письменного стола постарайтесь, отыщите и произведите перед вашими глазами весь солнечный спектр, разложенный на четырнадцать призматических цветов (семь из них комплименты), ибо лишь с помощью этого оккультного света вы можете видеть меня на расстоянии, как я вижу вас. " Как вы думаете, каков был бы ваш ответ? Не достаточно ли вероятно, что вы возразили бы мне в вашей спокойной и вежливой манере, что так как никогда не было более семи (теперь три) основных цветов, которые, более того, никогда до сих пор никаким известным физическим процессом не были разложены далее, чем на семь призматических оттенков, то мое предложение так же "ненаучно", как и "нелепо". Прибавив, что мое предложение искать воображаемый солнечный "комплимент" не вызовет комплимента вашему знанию физической науки, мне, может быть, лучше отправиться искать мой мифический "dishromatic" и солнечные "сочетания" в Тибете, ибо современная наука до сих пор была бессильна подвести под какую-либо теорию даже такой простой феномен, как цвета всех подобных дихроматических тел. Тем не менее, поистине, эти цвета достаточно объективны!

Итак, вы видите непреодолимые трудности на пути достижения не только абсолютного, но даже первоначального знания в оккультной науке для человека в вашем положении. Каким образом могли бы вы быть поняты, – управлять теми полуразумными Силами, которые сообщаются с нами не посредством произносимых слов, но через звук и цвет в соотношениях между вибрациями последних? Ибо звук, свет и цвета – главные факторы, образующие степени сознания этих существ, о самом бытии которых вы не имеете представления, и в которых вам не разрешается верить. Атеисты, христиане, материалисты и спиритуалисты, все выставляют свои непосредственные возражения против подобного верования. Наука возражает сильнее, нежели все другие, на подобное "унизительное суеверие"! Ибо они не могут одним прыжком через пограничные стены достичь вершин Вечности. Потому что мы не можем взять дикаря из центра Африки и заставить его сразу понять "Принципы" Ньютона или "Социологию" Герберта Спенсера; или же неграмотного ребенка написать Новую Илиаду на архаическом греческом языке; или же обыкновенного живописца написать сцены на Сатурне или набросать обитателей Арктура – по причине всего этого само наше существование отрицается! Да, по этой причине верующие в нас объявлены обманщиками и сумасшедшими, и сама наука, которая ведет к высочайшему пределу высочайшего Знания, к истинному вкушению Древа Жизни и Мудрости, осмеяна как дикий полет фантазии!

Самым серьезным образом я прошу вас не усмотреть в вышесказанном одно только выражение моих личных чувств. Мне время дорого, и я не могу его терять. Еще менее вы должны в этом усматривать попытку разочаровать или отговорить вас от того благородного труда, который вы только что начали. Ничего подобного, ибо то, что я сейчас говорю, может быть полезным, и не более, но – vera pro gratis – я предостерегаю вас и ничего больше не скажу, кроме напоминания вам вообще, что задача, за которую вы так храбро беретесь, та Missio in partis infidelium является, возможно, самой неблагодарной изо всех задач! Но если вы верите в мою дружбу к вам и цените честное слово человека, который никогда в течение всей своей жизни не осквернил своих уст неправдой, тогда не забудьте то, что я однажды вам написал (смотрите мое последнее письмо) о тех, кто вовлекает себя в изучение оккультных наук: тот, кто это делает, "должен или достичь цели или погибнуть. Раз, достаточно продвинувшись на пути к великому Знанию, сомневаться значит рисковать сумасшествием; дойти до мертвой точки, значит упасть; отступить, значит лететь вниз головой в пропасть. " Не бойтесь, если вы искренни, как сейчас. Уверены ли вы в себе в будущем?

Но я думаю, что сейчас пора обратиться к менее трансцендентальным и, как вы назвали бы, менее мрачным и более мирским делам. Здесь вы, несомненно, значительно больше "дома". Ваши опыт, тренировка, интеллект, ваше знание внешнего мира, короче, совокупность всего этого помогут вам осуществить задачу, за которую вы взялись. Ибо они ставят вас на бесконечно более высокую ступень, по сравнению со мною, в отношении того, чтобы написать книгу, угодную вашему Обществу. Хотя интерес, который я проявляю к ней, может удивить некоторых способных возразить мне и моим коллегам нашими собственными аргументами и заметить, что наше "хваленное возвышение над стадом обывателей" (слова нашего друга мистера Хьюма), над интересами и страстями обычного человечества, должно восставать против уделения внимания каким-то концепциям заурядных житейских дел, я все же признаюсь, что я настолько же заинтересован в этой книге и ее успехе, насколько и в жизненном успехе ее будущего автора.

Я надеюсь, что по крайней мере вы поймете, что мы (или большинство из нас) далеко не бессердечные, морально высохшие мумии, какими нас кто-то мог бы представить. "Меджнур" очень хорош на своем месте, как идеальный герой увлекательной и во многих отношениях правдивой повести. Все же, поверьте мне, не многие из нас захотели бы играть в жизни роль засушенной фиалки, заложенной между листами тома торжественной поэзии. Мы можем быть не совсем "парнями" (цитируя непочтительное выражение Олькотта при упоминании о нас), однако ни одна из наших степеней не похожа на сурового героя романа Бульвера. Легкость наблюдений, обеспеченная некоторым из нас нашими условиями, конечно, дает большую широту зрению и более выраженную и беспристрастную, также и более широко распространенную человечность, ибо, отвечая Адисону, мы можем справедливо утверждать, что это "дело магии очеловечить наши природы состраданием" ко всему человеческому роду, как и ко всем существам, вместо того, чтобы сосредотачивать и ограничивать наши расположения на одной избранной расе; однако немногие из нас (за исключением таких, которые достигали конечного отказа от Мокши) в состоянии настолько освободиться от влияния наших земных связей, чтобы быть нечувствительными в различных степенях к высшим радостям, эмоциям и интересам обычного человечества. До тех пор, пока конечное освобождение не поглощает Эго, оно должно осознавать чистейшие симпатии, вызванные эстетическими воздействиями высокого Искусства; его наиболее нежные струны должны отвечать на призыв наиболее святых и благородных человеческих привязанностей. Конечно, чем ближе к освобождению, тем менее этому места, до тех пор, когда, чтобы увенчать все – человеческие и чисто индивидуальные личные чувства, кровные узы, дружба, патриотизм и расовое предпочтение – все это исчезнет, чтобы слиться в одно общее чувство, единственное и святое, единое и вечное – Любовь, Огромная Любовь к человечеству, как к единому Целому. Ибо человечество есть великая Сирота, единственная лишенная наследства на этой Земле, мой друг! И долг каждого человека, способного на лишенное эгоизма побуждение, сделать что-либо хотя бы даже самое малое для Общего Блага. Бедное, бедное человечество! Оно мне напоминает старую притчу о войне между телом человека и его членами: здесь тоже каждый член этого огромного "Сироты" – без отца и матери – эгоистически заботится только о себе. Оставленное без заботы это тело страдает вечно независимо от того, воюют или не воюют члены. Его страдания и муки никогда не прекращаются.