Чего не мог Саид, так это вместе со всеми есть, если на столе было сало. А в тюрьме сало, чеснок, лук — продукты необходимые.

В пластиковом ведре при помощи кипятильника варили супы из полуфабрикатов. Сразу на всю камеру. Большой популярностью пользовалась лапша быстрого приготовления. Всё это доставлялось с передачами от родных, близких, знакомых.

Содержимое передач тут же выкладывалось на стол. В камере утаить какой-то кусок, припрятать — немыслимо. Всё общее и поровну — закон. Даже различные «обиженные» и «опущенные» (а они садиться со всеми вместе за стол не могут, едят после всех) голодными не оставались. Тем более, что тюремной каши дают много, не жалеют.

В камере 17 главный повар был Юра-полковник. В 28-й камере — Саид. Готовили они вкусно. Буквально из «топора» могли сварить суп. Саид с большой теплотой вспоминал годы службы в армии. Служил он в Забайкалье и все два года был поваром.

В камере после прогулки я ежедневно обливался холодной водой на дальняке, предварительно налив ее из крана в пластиковые бутылки. В кране была только холодная вода. Главное в камере — устать за день. Поначалу, пока мне не передали книги, я подробнейшим образом изучил УПК и УК РФ с комментариями. Делал выписки, закладки.

Потом читал Гегеля, Фихте, Шеллинга, Фейербаха, Шопенгауэра, Ницше, Дидро и, по случаю, Проханова («Крейсерова соната»). Был и Маркс.

Если меня не возили на суды, то чтение продолжалось с подъема до 12 часов ночи. К этому времени я настолько уставал, что, заткнув уши затычками, которые получил с передачей от брата, накрывшись с головой подушкой, засыпал. Вокруг стоял табачный дым, шум. Те, кто не имел своего места и спал днем, рассаживались играть в покер. Как-то умудрялись в него играть при помощи домино. А уж сухой стук кубиков в нардах до сих пор стоит в моей голове.

После водворения меня в тюрьму я понял, что сопротивляться нужно с удвоенной энергией и в первую очередь попытаться отменить решение об изменении меры пресечения.

На воле люди тоже не бездействовали. А. В. Имендаев уже 23 октября 2004 года отправил запрос прокурору Чувашии о моем незаконном водворении под стражу, а также подготовил от моего имени апелляционную жалобу на решение Малюткина. В срочном порядке он писал: «УПК РФ (ст. 238 ч. 1, ч. 3) без вариантов предписывает суду приостановить производство по уголовному делу в случае принятия Конституционным судом РФ к рассмотрению жалобы о соответствии закону, принятого в уголовном деле, Конституции РФ.

Мировой судья в нарушение ст. 238 ч. 1, ч. 3 не приостановил производство по уголовному делу. Апелляционную жалобу в нарушение ст. 359 УПК РФ вернул Молякову, а самому Молякову необоснованно и незаконно изменил меру пресечения на заключение под стражу».

Немедленно обратился с апелляционной жалобой на действия Малюткина и В. А. Ильин. 26 октября 2004 года судья Калининского районного суда г. Чебоксары С. П. Щетников в судебном заседании эту жалобу рассмотрел.

Накануне этого суда Ильин был у меня в тюрьме. Сообщил, что разговаривал с Щетниковым. Тот рассмотрел материалы дела, заявил, что оно абсурдно, и обещал решение Малюткина отменить.

Меня привезли в суд в наручниках. Спустили в подвальное помещение суда. Там предусмотрены специальные боксы для заключенных. В них дожидаешься вызова наверх, либо отправки в тюрьму в автозаке после судебных заседаний.

Ожидание порой длится часами. Стены в этих мрачных подвальных помещениях исписаны характеристиками на различных судей.

Больше всех доставалось судьям Андреевой и Борисовой. Каких только сочных эпитетов они не удостаивались!

И я впервые просидел там долгие часы. Задержки во многом вызывались большим количеством людей, приходивших на мои процессы. 26 октября их было очень много. Когда меня вели наверх, то судебные приставы проталкивались сквозь строй людей, стоявших на лестницах, на этаже. Всех желающих вместить в зал суда не удалось.

Впоследствии меня подвозили со специального входа в большой зал заседаний. Его приходилось открывать, так как количество сочувствующих исчислялось сотнями, и для поддержания порядка приходилось стягивать дополнительные силы милиции и судебных приставов.

После моего заключения под стражу в городе прошли пикеты. Мощно выступили горожане в мою поддержку на митинге 7 ноября (после митинга люди отправились прямо к тюрьме, устроили пикет возле нее), в начале декабря. Самая мощная манифестация случилась 21 января 2005 года, когда наряду с требованием отменить 122-й закон о «монетизации льгот» прозвучал призыв «Свободу Молякову!» Митингующие в тот день перекрыли центральную улицу г. Чебоксары — пр. Ленина.

Появились сообщения о моем аресте в Интернете. Пошли публикации в «Известиях», «Завтра», «Советской России», «Правде», «Чебоксарской правде», «Московском комсомольце».

Освещали эту ситуацию и на телевидении. «RenTV» подготовило специальный репортаж по моему делу, а радиостанция «Свобода» возвращалась к нему периодически.

Уже 26 октября 2004 года от председателя ЦК КПРФ Геннадия Андреевича Зюганова в адрес Генерального прокурора Российской Федерации В. В. Устинова был направлен запрос, в котором лидер партии настаивал на незаконности помещения меня в тюрьму и на ярко выраженной политической, заказной сути уголовного преследования в отношении меня.