С другой стороны, налицо было и то, что финское правительство само демонстрировало желание развивать контакты с рейхом. 4 июля министр иностранных дел Р. Виттинг с восторгом сообщал В. Блюхеру, что «у населения Финляндии дружественные настроения к Германии нарастают, подобно лавине». Далее он добавил, что «существуют взгляды о необходимости создания правительства, которое исключительно было бы ориентированно на Берлин». [434] Это заявление министр иностранных дел усилил еще и утверждением, что в Финляндии считают, что ее войска «с помощью немецких армий могли бы через несколько месяцев вернуть территорию, которая перешла к России». [435]

Подобные высказывания крайне обнадеживали германских представителей. Но в данном случае в Хельсинки даже несколько форсировали общий процесс будущего развития финско-немецкого военного сотрудничества. Поэтому германский посланник вынужден был охладить пыл Р. Виттинга. Он сказал, что «германо-финские отношения должны развиваться медленно и поэтапно, а не яростно или откровенно». Объясняя такую позицию В. Блюхер заметил: «Принимая во внимание российские подозрения, я посчитал бы нежелательным формирование правительства, односторонне дружественно соориентированное на Германию… Я предпочел бы такое правительство, которое сотрудничало с нами тайно, но которое демонстрировало бы перспективы будущих отношений». [436]

Немецкое заявление тоже было слишком откровенным и даже несколько приоткрывало тактику будущего сотрудничества Третьего рейха с Финляндией. В Берлине в ответ на полученную информацию Блюхера о беседе с Виттингом ему рекомендовали «избегать по возможности заявлений подобного типа». [437] Высказывания же финляндского руководства указывали немцам на то, что «финская перспектива давала благоприятные возможности» для подготовки Германией похода на Восток с использованием северного плацдарма. [438]

Таким образом, имея соответствующие обнадеживающие сведения, Берлин мог перейти к конкретному зондированию в Финляндии возможности активного военного сотрудничества. Это стало уже заметно в условиях перехода германского командования к непосредственному планированию войны против СССР.

В данном случае первый отчетливый знак внимания с немецкой стороны проявился уже в середине июля. Между 17 и 28 июля в Хельсинки находился эмиссар из Берлина Людвиг Вейссауер, представлявший службу безопасности (СД) и внешнеполитическую разведку. Он должен был выяснить позицию финнов в случае, «если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт». [439]

Вейссауер в Финляндии вел переговоры с премьер-министром Рюти и главнокомандующим Маннергеймом. Однако, к сожалению, пока в Финляндии полностью не раскрываются документы об этих переговорах. Вместе с тем в финской исторической литературе бытует утверждение о том, что «Вейссауер получил разъяснение о готовности Финляндии воевать», а сами переговоры «показали, что финны ожидали конфронтации между Германией и Советским Союзом и улавливали симпатии к себе со стороны Германии». [440] Более того, отмечается, что между Рюти и Вейссауером было достигнуто взаимопонимание и они довольно открыто обменивались мнениями по весьма широкому кругу вопросов. [441] Финский исследователь О. Маннинен к тому же предположил, что уже тогда впервые с немецкой стороны был поставлен вопрос о возможности пропуска германских войск на территорию Финляндии. [442]

Визит представителя Третьего рейха в Хельсинки, вне всякого сомнения, имел серьезное значение, поскольку теперь уже определялись перспективы включения ее в военное сотрудничество с Берлином и это стало первым шагом на пути к последующему определению места Финляндии в начавшейся разработке плана «Барбаросса».

Финляндское руководство всячески продолжало демонстрировать свою заинтересованность в сближении с Германией. Как по этому поводу отметил известный финский государственный и политический деятель, член комиссии парламента по иностранным делам К. О. Фрич, «немцам не нужно было создавать в Финляндии скрытую пятую колонну… поскольку официальные круги Финляндии сами слишком охотно стремились к сотрудничеству с немцами…» [443] Действительно, в то же самое время, когда Л. Вейссауер вел переговоры в Хельсинки, министр иностранных дел Р. Виттинг через одного из своих неофициальных эмиссаров пытался выяснить в Берлине у Г. Геринга, «в какой мере Германия готова предоставить Финляндии прямую помощь» в случае очередного конфликта с СССР. [444] Тогда же финляндские представители искали возможность непосредственно встретиться с министром иностранных дел Германии И. Риббентропом и даже с А. Гитлером.

Показательно, что эти попытки давали неплохие результаты. Немецкое руководство шло навстречу таким инициативам, выслушивая финских представителей. 20 июля Гитлер дважды встречался с уполномоченными Финляндии, среди которых был и посланник Т. Кивимяки. Но, очевидно, ничего определенного Хельсинки на этих встречах не добились. [445] Подобные беседы с высшим немецким руководством лишь свидетельствовали о готовности Берлина к контактам с Хельсинки. Эти аудиенции также указывали и на явную заинтересованность немецкой стороны в усилении дальнейшего германо-финляндского сотрудничества.

В этом отношении примечательной стала беседа, состоявшаяся 2 августа между Виттингом и Блюхером. В ходе ее финский министр иностранных дел в «чисто философском плане» предложил организовать встречу его и премьер-министра Рюти с Гитлером или Риббентропом. Причем предметом их переговоров должен был быть вопрос о кардинальном усилении взаимодействия Германии и Финляндии. [446]

Получив столь смелое и одновременно достаточно туманное предложение о такой встрече, Блюхер решил выяснить намерения финской стороны уже «из других источников» и узнал вскоре просто ошеломляющую информацию. Вот что он в этой связи срочно сообщил в Берлин: «Я не получил от г-на Виттинга четких сведений, о чем представители финского правительства собираются говорить в Берлине. Но я узнал из другого источника, что они желали бы достигнуть договоренности… относительно их собственной территории, которая бы значительно потеряла свой суверенитет в пользу Германии». [447]