– Знаю… – я задумчиво кивнул. – Таким надо сразу по рогам. Или пяткой в колено… Но информация, надеюсь, проверенная?

Пантагрю испуганно прижал руки к груди.

– Как же бы я мог… То есть, форменным образом, не осмелился бы!

– Ты смотри у меня!… А то ведь и разобидеться могу. И тогда всех тут, форменным образом, пошинкую… – я поморщился. – Ладно, что там еще?

– Лес в Хайкальской области затоплен. Форменным образом, ошибки проекта. Пытались создать водохранилище, а получили болото в пятьсот гектар.

– Так…

– И пожар в гостинице «Корона». Жертвы – пятеро гостей из Ванессии. Эти чудаки двери перекрыли, воды в комнату напустили и в ванны попрятались. Так живьем и сварились. Теперь Ванессия заявляет ноту протеста. Требует наказания для пожарной службы.

– Кто же их в ванны нырять заставлял?

– Они утверждают, что работники посольства действовали по утвержденным правилам. Считается, что вода дает гарантию на десять-пятнадцать минут, а дальше должны прибыть спасатели.

– А у нас они через сколько прибыли?

Пантагрю понурил голову.

– Приблизительно часа через полтора. Ну, или два от силы…

Настроение разом испортилось, я сел. Не нравилось мне, когда гибнут люди. По каким угодно причинам. Даже по самым святым и объяснимым.

– Продолжение конфликта в Меретии. – Продолжил советник. – Секта «По» организовала демонстрацию, а караболики с пуэртинцами забросали их камнями…

– Камушки отложим на потом, – я кивком поблагодарил банщика, снова взглянул на советника. – Организуй-ка мне, братец, машину, слетаем к пожарищу.

– Имеет ли смысл?…

– Имеет. По крайней мере, выразим соболезнование. Я ведь не сухарь, я – человек.

– Понял! – Пантагрю сунул папку с бумагами под мышку, с готовностью поднялся.

Выходя из сауны, я увидел молоденького паренька, напряженно стоящего у вентилей. Чем-то он неуловимо смахивал на банщика, хотя не имел еще животика с подбородками и не лоснился как выставленная на огонь баранья нога.

– Сын? – догадался я.

– Ага, – банщик просиял. – Готовим, так сказать, смену. Учим понемногу.

– Мда… – я протянул руку, и банщик с осторожной жадностью ухватился за нее. Ладонь у него была горячая и крепкая. Мне стало интересно, и я протянул руку Пантагрю. Он ничего не понял, но на рукопожатие ответил. Узенький захват, никакой силы, но безусловная пылкость. Юноше, застывшему у кранов, я руки не подал, хотя его ладонь тоже было бы интересно сравнить с предыдущими. Кто-то когда-то даже книгу успел написать. По поводу рукопожатий. Рука – продолжение хозяина. Более того, если верить хиромантам, она – его судьба. И как знать, возможно, от того, как ты пожимаешь руку партнера, зависит вся твоя дальнейшая жизнь. В том прошлом мире я успел изучить данный вопрос вполне профессионально и мог ответственно подтвердить, что липкое рукопожатие не приносит друзей, хилое отпугивает удачу, паучье обещает массу неприятностей, включая порой и близкую кончину.

Покосившись в сторону подрастающей банной смены, я пробормотал:

– Оставь же сына, юность хороня. Он встретит солнце завтрашнего дня…

– Что, что? – банщик подался ко мне, чуть повернул голову. Очевидно, одно ухо у него слышало несколько лучше.

– Да нет. Это не про вас…

Имел ли я возможность отвертеться? Очень сомневаюсь. Разве что немного побрыкаться, но результата это бы не принесло. Судьба всегда сильнее нас, и толчком плеча горы не сдвинешь. Это как с больным на каталке. «Эй, санитар! Может, все-таки в реанимацию?» И несокрушимым эхом: «Врач сказал в морг – значит, в морг!» Так и я. Взлетел на трон и застрял…

От обилия цветов голова заметно закружилась, и, приблизившись к комнатному бассейну, по которому невидимые насосы гоняли вкруговую воду, я сунул в прохладное течение кисть.

– Для чего я не родился

Этой синею волной?

Как бы шумно я катился

Под серебряной луной…

Ангелина удивленно приподнялась в гамаке.

– Это ты сочинил? Сам?

Я торжественно промолчал. Что делать, если все лучшее уже сказано до нас великими? Может, и я в иных условиях родил бы нечто мудреное, но вот вынужден пока повторять. За Лермонтовым, за Конфуцием, за десятками несносных светил. Такая уж у нас жизнь – двухплоскостная и двумерная. Плоскость быта и плоскость духа. А время – не плоскость и вообще не категория, как объяснил мне в недавней нашей встрече Звездочет. То есть странный этот человечек вообще отвергал время, как категорию. Еще и над параллельными мирами, о которых я имел неосторожность упомянуть, посмеялся. Правда, осторожно посмеялся, без особого куража. Присутствие Адмирала Корнелиуса его явно смущало. И все-таки кое-что он сумел мне подсказать. Философски отвлеченная беседа на деле имела самое прямое касательство ко всему случившемуся.

«Есть миры сопредельные, но никак не параллельные! – говорил Звездочет. – Возьмите ту же паутину, – вот вам и готовая картина мироздания. Все как в жизни. Сходимся и расходимся. Иногда на пару шажков, иногда на пару вздохов, а чаще всего навсегда. Ну, а время… Время придумали люди. Для календарей и регламентированного рабства. Время – пространство меж скукой и мудростью, пощелкивающие секундами вериги, которых на самом деле не существует…»

И так далее, в том же духе.

Честно говоря, авансы, что выдал мне Звездочет, откровенно пугали. То есть он буквально оглушил меня способностью говорить намеками и загадками. И при этом легко читал мои мысли, наперед угадывая несказанное, тут и там обходя шероховатые углы, маскируя их туманом междометий. Временами беседа с ним начинала казаться мне прогулкой по минному полю. Этот бородатый седовласый старец даже не беседовал, а затапливал вопрошающее пространство словесной лавой, ювелирно присыпал сверху вулканическим пеплом. Разговаривая с ним, я потел, как тот же Пантагрю в сауне. И только, почуяв явный перебор, Звездочет отпустил меня восвояси. Но как мне почудилось, некий контакт мы с ним все-таки нашли. Он был не прочь поделиться информацией в обмен на аналогичный товар. С моей стороны протеста высказано не было…