И тут винтокрылая машина резко качнулась, словно напоролась на невидимое препятствие. Двигатель зашелся в кашле, заработал с перебоями, и огромная темно-зеленая стрекоза стала терять высоту. Вертолет несколько раз качнуло, он клюнул носом, угрожающе накренился, грозясь завалиться набок. Все попытки выровнять машину успеха не имели — окончательно отказали двигатели. Вертолет агонизировал — ему оставалось жить не более нескольких секунд. Резкий удар о землю, омерзительный скрежет ломаемых лопастей, пронзительный звон разбиваемого стеклоколпака — это было последние звуки, которые слышали члены экипажа и высокопоставленный пассажир.

Едва коснувшись земли, вертолет мгновенно вспыхнул — топливные баки, заправленные на нижегородском военном аэродроме, были полны топливом…

О трагической смерти Кечинова остальные заговорщики узнали лишь к полудню и, как ни странно, из сообщения в теленовостях. Юрий Подобедов с Глебом Чернявским завтракали в закрытом кабинете элитного московского ресторана, и последний, по своему обыкновению, распорядился включить телевизор.

— …так называемые «черные ящики» уже обнаружены, сейчас идет расшифровка данных, — сообщила телеведущая. — По предварительной версии авиакатастрофа произошла из-за некачественного горючего.

Политтехнолог понуро взглянул на портрет Алексея Кечинова в траурной рамке — изображение это провисело в кадре почти десять секунд.

— Мда… — только и мог вымолвить он.

— Не ожидал такой прыти от нашего героя, — спокойно резюмировал чекистский генерал.

— Ты о Кечинове с его желанием всех нас сдать?

— О Муравьеве… Сориентировался быстро, — расправившись с омаром, Подобедов утер салфеткой влажные губы. — Нет, все-таки молодец мужик — правильно поступил. Поменять топливозаправщик — и всех делов. Или добавить в топливо какую-нибудь присадку. Виноватым сделают какого-нибудь прапорщика. А главное — у нас, у чекистов, руки чистые…

— Ты еще забыл о горячем сердце и холодной голове, — нервно напомнил Чернявский.

— Только вот почему он нам сразу не дал знать? — задумался чекист.

— Интересно, как отреагирует на эту смерть президент, — окончательно сник Чернявский.

— Никак.

— То есть…

— А он о ней не узнает. Да, начальника спецсвязи он выгнал, но на это место поставлен его заместитель — наш человек. Абсолютно вся связь с внешним миром блокирована.

— Не может быть, чтобы он не узнал… Ну, например, сам решит с Кечиновым связаться — и тогда что?

— Нет, когда-нибудь и узнает…. Когда президентом не будет. Но это уже решительно ничего не изменит. Во всяком случае — для него.

Завтрак завершили в полном молчании. Закурив, политтехнолог уныло промолвил:

— Мне кажется, покойный Леша… земля ему пухом, по-своему был прав.

— В том, что хотел заложить нас президенту? — уточнил Подобедов. — Ты вообще представляешь, чем это могло для нас закончиться? Собаке — собачья смерть! Ладно, давай выпьем за упокой его души, — чекист потянулся к графинчику.

— Да не о том я! Тебе не кажется, что Муравьев слишком много на себя берет?

— Ты хотел замарать руки мокрухой? — Подобедов уже разливал спиртное по рюмкам.

— Ты ничего не понимаешь. У него — душа палача. Люди для него — мусор…

— Политика — вообще очень грязное дело, — встал на защиту армейского генерала лубянский функционер. — Тебя послушай — так прямо гуманист чистой воды…

— А ты не боишься, что завтра и мы окажемся для него таким же мусором?

— Вот только не надо этой интеллигентской рефлексии. Это в тебе твое высшее филологическое образование сказывается, — снисходительно улыбнулся чекист. — Драться за власть надо жестоко, безжалостно и твердо. Муравьев все правильно сделал.

— Юра, послушай меня, — с все возрастающей тревогой в голосе продолжил политтехнолог. — Мы явно не на того поставили. Муравьев… он нас всех передушит!

— Не передушит. И вообще, Глебаня, не забывай: у нас на Муравьева — сорок чемоданов компромата.

— А если мы этим компроматом не успеем воспользоваться?

— Да что ты несешь! — Подобедов поднялся из-за стола. — Компромат ценен не сам по себе, а лишь в качестве пугала. А я нашего героя уже попугал… на первом этапе его разработки. Так что, как ни крути, — он у нас на крючке.

— Боюсь, чтобы мы у него на крючке не оказались, — уныло возразил Чернявский.

Уже проходя через общий зал, он обратил внимание на гигантский аквариум у стены. Огромные камчатские крабы с чудовищными клешнями дрались друг с другом за толстыми стеклянными стенками, норовя если и не откусить что-нибудь от врага, то хотя бы немного покалечить. И Глеб Чернявский, будучи почти интеллигентным человеком, не мог удержаться от аллюзии: так ведут себя и пауки в банке, и политики в борьбе за власть.