— У вас есть связь с Москвой? — оборвал его президент.

— Максимум, что я могу вам предоставить, — это связь с дежурным в Министерстве обороны.

Глава государства поднес микрофон ко рту:

— Говорит главнокомандующий. Соедините меня с министром обороны…

На том конце невидимой линии последовало секундное замешательство.

— Вы не расслышали? — голос прозвучал спокойно и ровно.

— Есть, товарищ главнокомандующий. Соединяю.

Бондарев устало опустился на бревно и принялся тыкать в клавиши мобильника.

— Тома?.. Все отлично. Ты первая из журналистов узнала об этом… Нет, не вру, ты первая… Ничего личного. Просто ты заслужила.

Громкого процесса над главными заговорщиками не последовало. Карташова, продержав две недели в Лефортово, признали невменяемым и поместили в психушку. Генерала Муравьева тихо отправили в отставку и посоветовали поселиться подальше от Москвы. Политтехнолог Глебаня Чернявский вовремя удрал за границу. Лубянский генерал Подобедов не стал ждать, когда за ним придут его бывшие подчиненные, и застрелился в служебном кабинете.

Белкиной так и не пришлось воспользоваться правом первой озвучить в эфире информацию об освобождении президента, поскольку официально никакого похищения и не было. Единственной наградой ей стал вечер в подмосковной резиденции главы государства, на который она была приглашена вместе с Климом и другими участниками освобождения. Но этот закрытый прием не освещался в прессе.

Зыбкий утренний туман размывал линии, словно на рисунке, сделанном акварелью. Медленно проступали цвета и силуэты: буро-зеленая камышовая кромка у берега Ладожского озера, черно-графитовые ветви деревьев и тусклый дюраль моторки, покачивавшейся на волнах.

В моторке сидели двое. Бондарев в серой брезентовой штормовке то и дело забрасывал спиннинг, направляя блесну в сторону камышовых зарослей. Субтильного вида старичок сжимал в руках дорогую графитовую удочку.

— Василий Прокофьевич, ну как вам новая снасть? — осведомился Клим.

Если бы он подарил новую удочку сам, то не обмолвился бы сейчас и словом, но Бондарев привез старику подарок от президента и должен был потом что-то сказать своему другу.

— Передай ему, что снасть отличная и я таскаю ей рыбину за рыбиной, — Василий Прокофьевич смотал леску, уложил фирменную снасть в чехол, взял в руки свою старую, видавшие виды бамбуковую удочку. — Стар я на новомодные штучки переучиваться. Этой-то и ловить сподручнее.

— Хозяин — барин.

— А чего это он про меня вдруг вспомнил? — прищурился старик, не отрывая взгляда от поплавка.

— Разговорились мы с ним как-то про голубей. Вот он вас и вспомнил, — скупо ответил Клим.

— А ты тех, что я тебе подарил, хоть смотришь?

— Теперь не только я смотрю.

Поплавок у Василия Прокофьевича дрогнул, и старик не стал больше ни о чем спрашивать.

— А что вы про недавние события думаете? — не удержался Клим.

— События, события, — проворчал старик. — Ничего не думаю. Я теленовости смотреть перестал. С тех пор и давление в норму пришло. Лучшее зрелище, когда поплавок под воду уходит.