Тогда уже умели определять, в трупах мышьяк и стрихнин. Но опытов с растительными ядами еще не проводилось. Стас же, проверив и откинув все известные яды, начал опыты с экстрактом из содержимого желудка убитого. Работа его заняла несколько недель — профессор не покидал лаборатории до тех пор, пока весьма сложным путем не выделил из экстракта никотин. Добившись этого, он сам себе не поверил и долго еще продолжал опыты, чтобы избежать ошибки: ведь никто до него никотин из органов человека не выделял. Разгадывая убийство Густава Фуньи, Жан Стас не только выделил никотин, но и выработал методику для обнаружения иных ядов растительного происхождения.

После этого профессор направил экстракт следователю с письмом, в котором рекомендовал выяснить, не имел ли граф дела с никотином. Ведь его в аптеке не купишь.

Следователь далеко не сразу поверил брюссельскому профессору: сама идея казалась абсолютно бессмысленной. Да и граф, когда его спросили об этом, выказал такое удивление, что следователю стало неловко. Граф требовал немедленного освобождения, утверждая, что не имеет отношения к смерти шурина.

И всё же следователь снова поехал в замок и допросил слуг. Но никотина никто из них не видел. Правда, садовник припомнил, что всё лето граф занимался разведением растений для приготовления одеколона. Так как одеколон и никотин ничего общего не имеют, следователь пропустил было слова садовника мимо ушей, но, уходя, на всякий случай поинтересовался, какие же растения выращивал граф для одеколона.

— Табак,- ответил садовник.- Он хотел сделать мужской одеколон с запахом табака.

Тогда-то следователь воспрял духом. Оказывается, граф растил табак до конца октября, затем снял все листья и отнес наверх, где в кабинете с помощью реторт и склянок эти листья выпаривал и извлекал из них сок.

И еще: за десять дней до приезда Густава граф прекратил свои опыты, а когда служанка вошла к нему в кабинет, она увидела, что все приборы куда-то исчезли.

Обыск в замке ничего не дал, зато следователю удалось узнать от кучера, что тот как-то летом возил графа в Гент к профессору химии. Профессора отыскали, и он рассказал, что некий молодой господин в самом деле брал у него консультацию касательно извлечения никотина из табака и выяснил также, насколько чистый никотин смертелен.

Теперь следователь знал, что искать. Он отправил на анализ стружки с пола в столовой, одежду Густава и графа. А полицейские, которым было приказано перекопать окрестности замка, вскоре нашли целое кладбище уток и кошек, на которых граф испытывал действие никотина.

Оставалось непонятным, почему же рот и пищевод Густава так обожжены, что врачи заподозрили отравление серной кислотой? И на это дал ответ профессор Стас. Он показал на опытах с собаками, что сам по себе никотин убивает, но не обжигает. Но если, дав никотин, вы захотите избавиться от его характерного запаха с помощью уксуса, то соединение никотина и уксуса обжигает ткани. Об этом граф не знал.

На процессе граф был вынужден признаться, что Густав был отравлен никотином, однако клялся, что это произошло случайно: жена перепутала бутылку и вместо вина дала родственнику рюмку никотина. Это оправдание присяжные во внимание не приняли, граф был обезглавлен. Его жена была приговорена к пожизненному заключению.

Это дело характерно тем, что обе стороны делали ставку именно на необычные методы работы: преступник изобрел яд, который при нормальных условиях обнаружить в организме не смогли бы, и следствие вынуждено было бы признать, что Густав умер от естественных причин. Но следствие обратилось к науке, и граф потерпел поражение.

Началось соревнование между криминалистами и преступниками, особенно если последние сами были врачами и знали свое дело. Следующий триумф токсикологии также связан с этим соревнованием. И относится уже к годам сыскной молодости Шерлока Холмса.

В 1892 году нью-йоркский журналист Уайт зашел по делу в контору шерифа и увидел там человека весьма подозрительного вида, назвавшегося Смитом. Он обвинял доктора Бьюкенена в том, что он убил свою жену.

История показалась шерифу пустой, зато журналиста заинтересовала жизненным драматизмом и определенной пикантностью. Он почувствовал, что из этого можно сделать интересный материал.

Смит рассказал, что года три назад в публичном доме, который держала Энн Зутерланд, начал регулярно бывать молодой доктор. Сначала он интересовался девицами, затем его интерес переключился на саму бандершу, женщину непривлекательную, куда старше Бьюкенена.

Смит, который служил в том публичном доме кем-то вроде вышибалы или охранника, испугался, что может потерять доверие хозяйки и работу. Потому он стал наводить справки о докторе. И узнал, что тот был женат на молодой женщине, которая покинула супруга из-за его распутства. Но никаких мер Смит принять не успел, потому что Энн поддалась чарам доктора, продала публичный дом, вышла за доктора и уехала с ним в Нью-Йорк.

Смит утверждал, что жили супруги плохо, и вскоре Энн умерла, как утверждает тамошний врач, «от сердечного приступа», тогда как Смит может поклясться, что сердце у мадам было здоровым и ее попросту отравил охотник за ее деньгами проклятый Бьюкенен. И он даже знает, как он ее отравил, — морфием! Недаром доктор говорил своим приятелям, что Энн морфинистка. Но ведь Энн ненавидела наркотики и наркоманов!

Уайт вспомнил о том, что недавно присутствовал на процессе, где обвинялся человек, отравивший жену морфием. И даже вспомнил, как врачи определили, что это именно морфий, — оказывается, при смерти от отравления морфием зрачки жертвы настолько уменьшаются, что почти исчезают. Внимательный врач всегда догадается, послужил ли причиной смерти морфий.