Шрифт:
– Нет, я не забыла, но я больше думаю о том, что ближе к дому…
– «Граф Шпее» долгие месяцы ускользал от британского флота, и его потопление было огромным достижением. Не думай, что это не произвело деморализующего эффекта на фрицев – произвело, да еще как. – Лицо Винсента просияло. – Могу тебе сказать, что Уинстон очень доволен.
Одра снисходительно улыбнулась.
– Не говори мне, что ты на дружеской ноге с первым лордом Адмиралтейства, – поддразнила она мужа. – Сам-то мистер Черчилль знает об этом?
Винсент ухмыльнулся.
– Мы все называем его Уинстоном, за его спиной, конечно. Потому что все мы любим его. – Он наклонился вперед с несколько взволнованным видом. – Ты знаешь, как Адмиралтейство объявило о его возвращении в сентябре? Я хочу сказать – объявило всему британскому флоту?
Одра покачала головой.
– Откуда же мне знать?
Глубоко затянувшись сигаретой, Винсент сказал:
– Просто двумя словами: «Уинстон вернулся!» Но это было чертовски прекрасным комплиментом ему, этаким радостным приветствием. Да, Черчилль – великий человек, дорогая. Он должен стать премьер-министром. Возможно, он им и станет. Все недовольны Чемберленом.
– А ты не будешь огорчен тем, что потеряешь… Уинстона как первого морского лорда?
– Буду, но я бы хотел, чтобы он, а не кто-нибудь другой встал у руля страны, я бы чертовски хотел. – Винсент замолчал и обернулся, услышав, что открылась дверь.
– Папочка! – Кристина уронила ранец и бросилась к отцу, не сняв пальто и шапочку. Она кинулась в его распростертые объятия. Они долго обнимались. Потом Винсент спросил:
– Как поживает моя крошка?
Кристина, не отрываясь, смотрела в его такое родное, любимое лицо и вдруг расплакалась.
– Что ты, что случилось, детка? – спросил Винсент, опять привлекая ее к себе и нежно гладя по голове.
Плечи Кристины вздрагивали, она всхлипывала, прижимаясь к нему.
– Я, я думала, что никогда, никогда больше не увижу тебя, – рыдая, выговорила она. – Я так волновалась, папа. Я думала, что твой корабль потонет.
– Ну не глупышка ли ты! Вот уж промазала! – Винсент рассмеялся и пощекотал дочь под подбородком. – Ничего со мной не случится, маленькая мисс Мазилка. Давай-ка снимай пальто и пойдем пить чай – мама заварила нам прекрасный чай. А потом пойдем навестить бабушку. – Он наклонился над ней и с весело поблескивающими глазами прошептал: – А завтра я повезу тебя и маму в Лидс – мы пойдем в кино. Ты ведь хочешь пойти в кино, правда?
Кристина счастливо кивнула.
Одра улыбалась, наблюдая за ними. Винсент всегда был любящим отцом Кристине – этого у него было не отнять.
Отпуск Винсента слишком быстро подошел к концу.
В воскресенье Одра встала в пять часов, чтобы приготовить ему завтрак, а пока он брился и одевался.
Яйца стали очень ценным и редким продуктом, но Одра ухитрилась раздобыть два яйца. За день перед этим она сварила одно из них Кристине к чаю, и теперь жарила для Винсента второе, с помидором и маленьким кусочком бекона, который дала ей Элиза.
Винсент огорчился, увидев яйцо на своей тарелке.
– Зачем ты, – сказал он ей, нахмурившись, – лучше бы оставила его для себя. Давай-ка возьми себе половину и съешь с гренком.
Одра не позволила ему поделить яйцо.
– Спасибо, но я не хочу есть. Пожалуйста, съешь его сам, Винсент, тебе еще много часов не удастся поесть. Ты говорил, что военные поезда идут медленно и неизвестно, когда вернешься в Халл.
– Что правда, то правда, – сказал Винсент и с неохотой съел яичницу, думая о том, что лучше бы Одра оставила яйцо Кристине, если уж не хотела съесть сама.
За завтраком они говорили мало. Оба сознавали, что он возвращается на фронт, и им не дано знать, когда приведется увидеться снова. Может быть, пройдут месяцы, а может быть, даже годы. Когда часы пробили шесть, Винсент встал:
– Мне пора. Поезд отходит в семь.
– Да, пора.
Надев морскую шинель, взяв фуражку и вещевой мешок, Винсент сказал:
– Я поцеловал Кристину перед завтраком. Не хочу снова подниматься наверх, боюсь ее разбудить. Скажи ей от меня до свидания.
Одра кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить. Она подошла к мужу в дверях и, встав на цыпочки, поцеловала его. Он обнял ее и долго не отпускал.
– Пожалуйста, будь осторожен, Винсент, – наконец сдавленным голосом выговорила Одра.
– Я буду осторожен, не беспокойся, любимая. Я напишу…
И вот она осталась одна на кухне.
Подбежав к окну, она раздвинула шторы и долго смотрела ему вслед, пока он шел по дорожке в тусклом свете январского утра.
Инстинктивно она прижала руку к сердцу, страшась за него, страшась за его жизнь.
– Вернись ко мне, – шептала она в тиши опустевшей кухни. И когда он исчез из вида, она долго еще стояла у окна, признав неопровержимый факт – ее любовь к Винсенту не стала меньше, несмотря на все их прошлые ссоры и разногласия.