– На этой стадии наша таинственная леди выглядит даже хуже, чем в начале работы, потому что уайт-спирит, когда высыхает, оставляет белые пятна, – заговорила она.

– Но она пробуждается, – довольным тоном сказал Адам, зачарованно глядя на лицо, которое теперь яснее проступало на картине. Фиолетовые глаза девушки светились на темном фоне, и что-то в их выражении вызывало столь явственный отклик у ьсмотревшего на нее мужчины, что Гэбриэл бросила на него любопытный взгляд: интересно, всегда ли Адам Дайзарт испытывает такое чувство в ходе реставрационного процесса. Он с усилием отвел глаза от изображенного на полотне лица и посмотрел вниз, на целое море ватных тампонов, окружавшее верстак Гэбриэл. – Вижу, почистить пришлось порядком.

Она кивнула, задумчиво глядя на полотно.

– Но, как ни странно, характер загрязнения совсем не тот, какого я ожидала. Картина такого возраста обычно страдает от воздействия разводимого в каминах огня, свечей, сажи, табака, а иногда даже и жира от стряпни. На этой картине нет ничего подобного. Вы упоминали о чердаках, и я уверена, что наша леди пряталась именно на чердаке, покрываясь слоями пыли и паутины, с тех пор как была написана. Я начинаю думать, что она никогда не видела дневного света, пока не стали распродавать обстановку дома.

– Думаете, та, с кого писался портрет, сама спрятала его на чердаке?

– Или это сделал кто-то другой, по злому умыслу.

– Я узнал, откуда она – из небольшой усадьбы в Херефордшире, – сказал Адам, касаясь плечом плеча Гэбриэл, пока они вместе рассматривали портрет. – Дом был продан недавно, чтобы начать новую жизнь в качестве дома для престарелых. Последние несколько лет в нем жила одинокая пожилая леди.

– Бедняжка, – с чувством сказала Гэбриэл. Адам бросил на нее внимательный взгляд.

– Жизнь здесь в одиночестве действует на вас?

– Да, есть немного. – Она пожала плечами. – Хорошо еще, что сейчас лето и долго не темнеет.

– А Гарри знает об этом?

– Разумеется, нет! – Она пронзила его холодным взглядом голубых глаз. – И прошу вас ничего ему не говорить.

– Не хватало еще, чтобы я добавлял ему беспокойства, – отрезал он. – Я его очень люблю.

– И он тоже вас любит.

– А вам это не нравится.

От необходимости лгать Гэбриэл спасло появление Уэйна и Эдди с ключами от сейфа.

– Можно уносить портрет? – спросил Уэйн.

– Нет еще. Я сама все сделаю. А вы идите. Я и не заметила, что уже так поздно.

– Я помогу все запереть, – сказал Адам. – Если, конечно, вы мне это разрешите, – запоздало добавил он.

– Разумеется, – небрежно согласилась Гэбриэл. – Ведь это ваша собственность. По крайней мере вы будете уверены, что ваша леди останется в сохранности.

Адам не только проводил Гэбриэл в подвал, но и помог ей навести порядок, а потом обошел сарай, чтобы проверить, надежно ли все заперто на ночь.

– Не хотите ли чашку чая или чего-нибудь выпить? – испытывая неловкость, спросила Гэбриэл.

Его губы дрогнули.

– Хочу. Но не зайду, потому что боюсь сразу израсходовать тот небольшой запас приветливости, на который могу здесь рассчитывать. Кроме того, я знаю, что вы хотите успеть навестить Гарри.

Гэбриэл вежливо улыбнулась.

– Спасибо за помощь.

– Не стоит благодарности. Завтра я уезжаю в Лондон, а послезавтра опять заеду к вам, если это удобно.

Гэбриэл сказала, что он может смотреть на свою картину, когда захочет. Ей совсем не интересно знать, едет ли он мириться с резвушкой Деллой, подумала она.

Приведя себя в порядок, Гэбриэл пошла навестить отца. Она рассказала ему, как продвигается работа, намеренно углубляясь в детали, чтобы скрыть тревогу. Гарри Бретт выглядел неважно, хотя и пытался уверить дочь, что с ним все в порядке…

– Я поговорила с палатной сестрой, – сказала Гэбриэл матери во время их обычного разговора вечером по телефону. – Очевидно, он сегодня провел много времени на ногах и очень долго сидел в телевизионной комнате. Но она заверила меня, что в остальном у него все хорошо и нет никакой причины не выписать его на следующей неделе. Правда, я понятия не имею, как мне удастся заставить его вести себя благоразумно, когда он будет дома.

– Вообще-то, – как бы мимоходом сказала Лора, – у меня появились кое-какие мысли на этот счет. Летний коттедж Джулии на побережье Гоуэра свободен на пару недель. Я подумала, что могла бы временно сбежать с работы и свозить туда твоего отца на поправку. Если, конечно, ты не думаешь, что сама идея вызовет у него второй сердечный приступ.

Позднее, когда уже ложилась спать, Гэбриэл с удивлением размышляла о новом, странном повороте событий. Джулия Гриффитс стала деловым партнером Лоры Бретт вскоре после развода. В то время души в ней не чаявшие дедушка с бабушкой занимались маленькой Гэбриэл, пока ее мать и Джулия поднимали на ноги свое бюро по трудоустройству. Но Гэбриэл страшно скучала по отцу, а также по своим школьным друзьям в Пеннингтоне и каждые школьные каникулы возвращалась туда, словно птица к родному гнезду.