Играть вживую все уже порядком разучились, звучание было довольно таки поганое. Особенно отличался Котов, играл он просто безобразно, и Марусин смотрел на него очень нехорошо. На этих репетициях Котов ещё не понял, но уже почувствовал, что его музыкальная карьера близится к концу.

В понедельник выступили для комиссии, довольно паршиво. Их включили в программу, но, совершенно очевидно, только благодаря заслугам Марусина. Для телевидения нужно было записать новую фонограмму, поэтому ближайшие дни предстояло безвылазно провести в студии.

В первый же день на запись вместе с Марусиным пришли трое молодых людей, у одного из которых, высокого худощавого юноши в очках, была отличная басовая гитара «Фендер».

— Ваша смена! — бодро сказал Марусин Вадику и Андрею. — Если обещал, держу слово. Познакомьтесь и поработайте вместе несколько часов, что-нибудь подскажите новичкам. Закончим фонограмму — отметим ваш уход на заслуженный отдых. Жалко расставаться, но и принуждать не умею.

Котов растерянно смотрел то на «Фендер», то на Марусина.

— Дима, это Игорёк, студент джазового училища. Будете друг друга дублировать; у тебя в последнее время что-то не в порядке со звукоизвлечением. У кого пойдёт лучше, того запишем.

Игорёк нацепил гитару, включился и, играючи, пробежался длинными пальцами по струнам, извлекая замысловатый джазовый пассаж.

И тогда Дима понял, что ему здесь делать больше нечего.

Наступил август. За истекшее время Михаил Страхов, он же агент НКВД «Странник», распродал более двух тысяч билетов на фестиваль. Пересчитав деньги в четвертый раз, он перетянул толстые пачки резинками, завернул их в газету и отразил свои действия в докладной записке.

«Источник сообщает, что билетов продано на сумму 10.720 рублей, каковая сумма будет предана мною гр. Ливинштейну В. Б.»

Затем он снял трубку и набрал номер Ливинштейна.

— Сева? Это Страхов. У меня всё готово.

— Молодец. Сейчас к тебе мальчика пришлю.

— Какого мальчика?

— Скажет, что от меня. Теперь слушай внимательно. Четырнадцатого числа, с утра пораньше, бери с собой краски, кисточки, спальный мешок, консервы, спички — и отправляйся в Кириши. Будешь оформлять сцену и принимать аппаратуру.

— Один?!

— Один, один, конспирация. На билетах нагрелся — надо отработать.

Вскоре пришёл мальчик от Ливинштейна, взял деньги и оставил эскиз задника сцены, который следовало разукрасить к открытию фестиваля.

Оставшись один, Страхов развернул рулон и почесал затылок.

— Да… — пробормотал он в задумчивости через минуту. — Тихий ужас.

Тем временем в Монрепо, под Выборгом, началась подготовка к настоящему фестивалю. Ливинштейн, являвшийся мозговым центром праздника, предусмотрел всё до мелочей — оформление сцены, буфеты, туалеты, электропроводку, «ангелов ада» и даже уборку территории утром после мероприятия.

Особая статья бюджета, а также людских ресурсов, была выделена, по его выражению, для «умиротворения» директора парка.

В стоявший неподалёку казенный домик заглянули два вежливых молодых человека и попросили стаканчик. Заметив заинтересованный блеск в глазах одинокого и небритого работника ВЦСПС, предложили освежиться за компанию сухим вином.

С этого момента напитки выделялись в необходимом количестве, на вахту заступали новые и новые молодые люди, но директор уже этого не замечал и называл всех одинаково, как самых первых — Сашка и Андрюха.

Вскоре Котов, Осипов и Лисовский получили расчёт, и Марусин устроил в ресторане пышные проводы. За столом сидел и старый, и новый состав, обслуживающий персонал, жёны и подруги. Вспоминали смешные случаи, пили за здоровье «ветеранов» и за будущие успехи обновлённого коллектива.

— Ты теперь куда? — спросил Степанов, когда гости начали забывать о главных виновниках торжества. — В котельную вернёшься?

— Не знаю… Слушай, Валя, сколько тебе лет?

— Ладно, ладно, старик, я всё понимаю. Я даже знаю, что к нему уже ходят на прослушивание. Я уже готов. Меня на заводе с руками и ногами… Жена обрадуется.

— В котельную на восемьдесят рублей не пойду.

— Хочешь в приёмный пункт, посуду принимать? Два раза по восемьдесят будешь иметь за каждую смену.

— Это у твоей, в магазине?

— Там. Директрисе нужно тыщу заслать, это место дорогое.

— Ладно, подумаю.

В последнее время Ежов внимательно присматривался к Кизяку, лицо которого носило отпечаток глубоких внутренних переживаний.

Для подготовки завтрашней операции майор выехал на местность, в Киришский лесопарк. Ежов достал из сейфа дубликаты ключей и направился в личный кабинет своего подчинённого.