Когда Вострюков вернулся, он сообщил, что утром, сразу же после завтрака, на территорию санатория въехала белая “Волга” с симферопольскими номерами. Сидевшие в ней три человека в штатском предъявили пропуска установленного образца, разрешающие въезд и парковку машины. Они оставили “Волгу” у входа в корпус, где жили Трубачевы, и поднялись к ним. Минут через двадцать они вышли вместе с матерью и дочкой, причем несли их вещи, сели в машину и уехали в неизвестном направлении. Ключ Трубачевы сдали дежурной по этажу, но когда вернутся и вернутся ли вообще, не сказали. Что же касается пропусков неизвестных лиц, то в отделе кадров заявили, что никому, кроме персонала, подобных пропусков последнее время не выдавали.

— Так, — задумчиво сказал Черепанов, сделав брови шалашиком. — У кого-то не выдержали нервы. Павел Васильевич, — повернулся он к Гонцову, — Трубачевых могут попытаться вывезти из Крыма. Пойдите, пожалуйста, в военную прокуратуру и от моего имени отправьте телефонограмму в Симферополь, чтобы женщин и их сопровождающих задержали в аэропорту для выяснения личностей. Такую же телефонограмму дайте в управление милиции на транспорте. Потом берите в прокуратуре машину с шофером, езжайте в Дом творчества, сгребите за шиворот этого “казака” Кубанского и отправляйтесь с ним в Симферополь, в областное управление КГБ.

— Да он, наверное, лыка не вяжет!

— Дорогой протрезвеет. Ехать вам целый час, попугайте его в машине, скажите, что везете в тюрьму — ну, не мне вас учить. Может, расскажет что-нибудь интересное. В УКГБ, предъявив полномочия и Кубанского, требуйте, чтобы Трубачевых сейчас же доставили к вам, — если, конечно, они еще в Крыму. Если же они их вывезли, пусть точно сообщат, куда. Вот вам незаполненный, но подписанный ордер на арест. Действуйте решительно: если в УКГБ начнут ваньку валять, вписывайте в ордер, кого сочтете нужным, и вызывайте наряд милиции. Думаю, это их отрезвит.

— А если милиция испугается? — засомневался Гонцов.

— Тогда не выходя из здания идите на другой этаж, в штаб к пограничникам, берите бойцов из караула и производите арест их силами. Впрочем, лучше вам сразу явиться туда, взять солдат — непременно с примкнутыми штыками! — и уж потом с ними идти в КГБ. Пусть они просто встанут перед дверью. Это произведет впечатление.

— Не сносить мне головы!

— Если проиграем — точно. Поэтому лучше выигрывать. Дело близится к развязке. Связь со мной держите через ялтинскую военную прокуратуру, телефонограммами или шифрограммами — в зависимости от важности сообщения. О новостях информируйте незамедлительно. Звонить лучше от пограничников. Укажите также номер телефона, по которому я смогу с вами связаться. Ну, с Богом.

— Есть. — Гонцов повернулся и быстро пошел по улице.

— Вас, Геннадий Викторович, — обратился Черепанов к Вострюкову, — я прошу подстраховать Гонцова. Пока он занимается Симферопольским аэропортом, свяжитесь по вашей линии с военными аэродромами в Бельбеке и Каче — я думаю, Трубачевых не будут отправлять обычным рейсом. Потом поезжайте в Севастополь и с помощью ваших попытайтесь выяснить, куда могли отвезти Трубачевых. Может быть, разведке известны секретные “точки” КГБ здесь. Если удастся установить местонахождение женщин, ничего не предпринимайте до моих распоряжений, просто возьмите объект под наблюдение. И, конечно же, дайте своим людям в Москве шифрограммой указание насчет Васильева и письма. Связь со мной держите точно так же, как Гонцов.

— Слушаюсь.

— А мы что будем делать? — поинтересовался Звонарев, глядя в широкую спину удаляющегося Вострюкова.

— Мы? Будем ждать. Суетиться не надо, если суетятся подозреваемые. Поэтому мы сейчас с вами пойдем пообедаем, а потом отправимся в военную прокуратуру. Уверен, нам предстоит непростой вечерок! Так что отдыхайте пока. Вы здесь знаете какое-нибудь приличное кафе?

— На набережной… — пробормотал Звонарев.

— Ну так пойдемте. Я угощаю.

Вышли на набережную, к памятнику Ленину из красного гранита, который, типично по-ялтински, был окружен пальмами. На фоне Ленина и пальм, глупо улыбаясь, фотографировались молодожены.

В кафе на площади молча пообедали. Кусок не лез Алексею в горло. Он все думал: как там Наташа? Жива ли она вообще? “Надо было идти в санаторий утром, как проснулся, вызвать ее через дежурного и снова уехать куда-нибудь, — думал он. — Авось бы пронесло”. Но что-то ему подсказывало, что вряд ли на этот раз им дали бы уехать…

— Слушайте, — не выдержав молчания, обратился он к Черепанову, — а вы думаете, что все эти шпионы… предатели… оборотни… их пособники — они спокойно позволят себя арестовать, будут давать показания? Да им же светит, наверное, расстрел! У меня такое ощущение, что на нас смотрят здесь десятки глаз, что мы в этом городе совершенно беззащитны, несмотря на ваш пистолет под мышкой. Сюда надо было приезжать со взводом автоматчиков, навести сначала порядок, а потом сидеть и невозмутимо ждать сообщений!

— Знаете, у меня такое же ощущение насчет чужих глаз, — задумчиво заметил Сергей Петрович. — Но вы можете быть спокойны: нападать на нас, откровенно подставляться они не будут. В данной ситуации это бы означало их полное поражение.

— Да почему поражение? Нет человека, нет и проблемы.

— Если это один человек. А дело взято на контроль… — Черепанов ткнул пальцем вверх. — Вы не волнуйтесь: дойдет очередь и до ваших обидчиков. Когда часа через три-четыре позвонят Гонцов и Вострюков. Что мы сейчас предъявим подозреваемым? Вас? Так они скажут, что первый раз вас видят.