На деньги Бен Ладена можно сотни раз поменять внешность в лучшей клинике Европы, где хирурги сделают пластическую операцию, не задавая лишних вопросов. На деньги исламского экстремиста можно переждать паршивые времена в надежном убежище, не трясясь от страха за свою жизнь. Нужно только торопиться. Ведь самое трудное в этом мире – ждать и догонять.

Ряды верных соратников албанца заметно поредели. Но в команде оставался Ястреб. Вернувшись в Россию, он командовал филиалом развалившейся империи. То есть продавал наркотики на российском рынке, делал финансовые вложения в перспективные компании, отмывал грязную выручку, утихомиривал конкурентов и вывозил капиталы за границу. Ничего необычного в многогранной деятельности Ястреба не было. Все укладывалось в схему: «Хочешь жить, умей вертеться».

Но крах империи сказывался на русском филиале. Резко упали доходы. А нить, протянувшись от албанца, могла привести к Ястребу. И главное, по призванию русский друг был исполнителем, но не лидером. Для лидера Ястреб слишком любил убивать.

Если есть спрос, будет и предложение. Ибрагим не ударил в грязь лицом. Проведя консультации с напарником, он предложил достойный вариант урока для неверных, показательной порки, которую устраивали в истории человечества только два раза: в японских городах Хиросима и Нагасаки, а также по беспредельной глупости и расхлябанности в Чернобыле.

Меч ислама, который предлагал обрушить Ибрагим Хаги, блистал ядерными гранями, завораживая ополоумевшего фанатика своей разрушительной мощью. Жребий был брошен. Сделка состоялась. Никаких дополнительных условий Бен Ладен албанскому единомышленнику не выдвигал, предоставляя право действовать с развязанными руками на свой страх и риск. Авансом, через подставных лиц, на счет Хаги в венгерском банке была переведена и сразу обналичена дополнительная сумма на проведение операции. Самые преданные боевики, испытанные еще в Боснии, сколачивались в волчью стаю перед большой охотой.

Поворотный день приближался, и встретить его Ибрагим Хаги должен был в России.

– Пристегните, пожалуйста, ремни! Наш самолет, совершающий перелет по маршруту Рим – Москва, готовится совершить посадку в аэропорту Шереметьево-2! – Мелодичный голосок стюардессы лился из динамиков под потолком салона.

Хаги взглянул в круг иллюминатора. Земля, раскинувшаяся пестрым ковром, надвигалась. Линии дорог вспухали, увеличиваясь в размерах. Неясные черточки превращались в дома, а крохотные льдинки в озера. По магистралям мчались уже различимые машины.

Лайнер выпустил шасси. Соприкоснувшись с бетонной полосой, воздушное судно вздрогнуло всем корпусом и завибрировало, начав процесс торможения. Завершив пробег, самолет подрулил к месту стоянки. Пассажиры еще оставались на своих местах, дожидаясь остановки двигателей, а к дверям уже подали трап.

Ибрагим Хаги спустился по трапу в числе первых. Он шел не оглядываясь, зная, что за ним следует эскорт из четырех головорезов, бывших чем-то вроде личной гвардии. Команда летела эконом-классом, сидя в разных креслах салона. Албанцы старались не бросаться в глаза. Они не общались за все время полета и лишь на входе в автобус обменялись незаметными жестами.

Перед таможенным досмотром Ибрагим любезно помог поставить на стойку чемодан пожилой даме с нитью жемчужных бус, болтавшихся на дряблой шее. Пограничники к гражданину Италии, прибывшему по гостевой визе, вопросов не имели.

Суровый прапорщик впечатал в паспорт лиловый штамп, произнося стандартное приветствие:

– Добро пожаловать…

У таможенного барьера Ибрагим задержался. Меланхоличный инспектор потрошил чемодан пожилой дамы, небрежно выбрасывая вещи на стойку. Старушка везла семена декоративных растений в подарок без полагающегося сертификата. Бдительный таможенник вызвал сотрудника карантина. Вместе они принялись дотошно обследовать пакеты, пробуя семена чуть ли не на вкус. Образовался затор, в котором застрял и Ибрагим Хаги. Он переминался с ноги на ногу, испепеляя ненавидящим взглядом старую гусыню, набившую чемодан запретными семенами. А та, заламывая руки, объяснялась с непреклонным таможенником и взывала войти в ее положение.

Натешившись вволю, инспектор отпустил обалдевшую от строгой принципиальности итальянку. Настал черед Хаги. Он предъявил небольшой кожаный баул, бумажник со стопкой кредитных карточек и не менее внушительным количеством дорожных чеков. Увидав перед собой состоятельного господина, не обремененного багажом, инспектор не стал открывать баул. Поставив на конвейер, таможенник отправил его во чрево рентгеновского шкафа. Просвеченные внутренности высветились на экране.

– Что у вас в коробке? – инспектор тыкнул пальцем в черный прямоугольник.

– Трубка и курительный табак, – на ломаном русском языке объяснился албанец.

– Понятно. Допишите в декларацию ввозимые золотые изделия, иначе при вывозе могут возникнуть сложности.

На разграфленном листке Хаги перечислил все свои кольца и перстни, не забыв добавить скрытую под рубашкой цепочку. Не читая список, инспектор шлепнул круглую печать с личным номером и вяло махнул рукой.

С формальностями было покончено.

Почти одновременно с Ибрагимом Хаги государственную границу России пересекали люди с паспортами разных стран и разно звучащими фамилиями. Они въезжали по туристическим визам, по приглашениям различных фирм и частных лиц. Иностранцы со смуглой кожей и черными волосами старались не выделяться в общем потоке пассажиров. Боевики из отряда Хаги стягивались в Москву, бывшую конечным пунктом сбора. Со случайными попутчиками они не общались, категорически отказывались от халявной выпивки и услуг привокзальных жриц любви, на которых, впрочем, мог клюнуть только абсолютно небрезгливый мужик, откинувшийся, к примеру, с зоны.