Вскоре на стоянке второй эскадрильи был получен приказ заменить на самолете Черенка мгновенные взрыватели бомб замедленными. Кинооператор Двояновскнй, наблюдавший за подготовкой к штурмовке, подошел к Черенку в момент, когда экипажи садились в самолеты.

– Захватил сто метров запасной пленки, – сообщил он.

Черенок в нерешительности задумался. Ему не хотелось подвергать риску жизнь бравого представителя киноискусства Что-то нравилось ему в этом подвижном, энергичном человеке: он угадывал в нем такого же энтузиаста, неугомонного в своем деле, каким был и он. Черенок, в своем. В надежде, что Двояновский откажется от полета сам, летчик предупредил его, что штурмовка предстоит не совсем обычная.

– Значит, полет обещает быть интересным? – спросил Двояновский.

– Надеюсь, да, – скупо улыбнулся Черенок.

– В таком случае, я лечу, – решительно заявил кинооператор, закидывая за плечи футляр с киносъемочным аппаратом.

Как только штурмовики показались на горизонте, с соседнего аэродрома поднялась пара «лавочкиных», которым надлежало сопровождать их до цели. Черенок передал командиру истребителей Лысенко по радио:

– Петр! Подойди поближе! Покажись!

Истребитель, описав в небе пологую кривую, пролетел вблизи самолета Черенка. Сквозь стекла кабины было видно улыбающееся лицо товарища. Черенок приветливо помахал ему рукой.

– Хорошо, Петр, вижу… Если над целью будет спокойно, поддержи моих огоньком. Ладно?

В ответ раздался густой бас:

– Работайте спокойно.

На высоте двух тысяч метров группа демонстративно подошла к линии фронта и вдруг, круто изменив курс, свернула на северо-запад.

«Илы» перестроились в правый пеленг и, маневрируя, продолжали идти в новом направлении, углубляясь все дальше над вражеской территорией. Фашистские посты наблюдения имели полную возможность зафиксировать группу, летевшую в сторону, противоположную от переправы.

Добравшись до пункта, заранее помеченного на картах, Черенок развернул группу строго на юг и скомандовал:

– Пуля, Зандаров, Долидзе… Внимание! Начинайте! Пора!

– Есть! – последовал короткий ответ, и машина Остапа стремительно вырвалась вперед. В ту же секунду Черенок, приглушив» мотор, стал быстро снижаться. На высоте двадцати метров он вывел самолет из планирования, дал полный газ и прижался к самой земле. Теперь самолеты летели в новом порядке: трое на высоте, а четвертый над самыми верхушками деревьев пересекал шоссейные дороги, распугивая двигающихся по ним немцев. Шоферы, заметив мчащийся на них «шварце тод» [17] , мгновенно тормозили машины и шарахались в кюветы. Но Черенок не трогал их. Самолет летел без единого выстрела. Цель была близка.

– Лишь бы не промазать… Лишь бы попасть… Попасть… – твердил летчик одно и то же.

Прикинув по времени, что пора начинать выполнение второй части плана, он крикнул в эфир:

– Остап, начинайте!

Фашистские зенитчики не могли не видеть трех самолетов, приближающихся на большой высоте к переправе. Десятки стволов, уставленных в зенит, повернулись им навстречу. Прошло несколько секунд, и воздух задрожал от грохота. В тот же миг самолеты рассыпались в разные стороны и завертелись в дымных хлопках разрывов. Вот кто-то сбросил бомбу, за ней полетела еще одна, кто-то начал пикировать, стрельнул из пушек и снова полез в высоту. Вспыхивали разноцветные ракеты, ревели моторы, хлестали пулеметные трассы. А в эфире гремел подзадоривающий голос Остапа:

– Шума больше! Шума! Атакуйте!

А Черенок тем временем, незамеченный, подбирался к цели. Показались пригородные строения Новогрудека. Летчик осмотрелся. Он уже ясно различал серые поплавки понтонов моста. Глаза впились в прицел. Самолет устремился на переправу. Промахнуться было нельзя. Черенок хладнокровно нажал на кнопки бомбосбрасывателей. Зенитки внезапно умолкли, словно заикнулись. Несколько секунд длилась мертвая тишина. И вдруг раздался раскатистый гром. Машину Черенка встряхнуло. Он оглянулся назад: от моста вверх взметнулись огненные клочья.

– Поймал! – донесся восторженный голос из задней кабины.

– Кого поймал? – спросил Черенок.

– В кадр поймал… На пленку! – крикнул возбужденный Двояновский.

Черенок не успел дослушать, что он говорил. Гитлеровцы опомнились. Стволы их орудий повернулись вслед виновнику гибели переправы. Мимо крыла самолета хлестнула запоздалая трасса и беспомощно замерла, уткнувшись в землю. Штурмовик был в недосягаемости огня.

– Остап! Зандар! Вахтанг! Ко мне! Обозначаю себя ракетой! Петр, отвечай, как дела с фотографией?

– Пор-р-рядок. Ждите снимки к вечер-р-ру! – прогудел Лысенко.

– Благодарю, Петр, за прикрытие, – крикнул Черенок, распахивая форточки. Он весь был мокрый от пота.

А Двояновский испытывал то огромное, непередаваемое удовольствие, какое чувствует воин, совершивший под носом у врага удачную диверсию, а потом наблюдающий, как обманутый враг в бессильной злобе долбит снарядами пустое небо.

Самолет Черенка коснулся колесами земли аэродрома. Зарулив на стоянку, летчик выключил мотор и несколько минут недвижно сидел в кабине. В голове гудело. Внезапно он почувствовал такую страшную усталость, что хотелось тут же откинуться на бронеспинку и уснуть. Он закрыл на несколько мгновений глаза и глубоко вздохнул. Ему померещилось большое белое облако, ползущее в синеве. Окрашенное румяными пятнами, оно бурно клубилось, стремительно раздавалось вширь, закрывало небо. Синева исчезла, вокруг было туманное, неясное пятно. Черенок спал.