Корреспондент и летчик пожали друг другу руки. Попов угрюмо молчал.

– У нас теперь четыре Героя. Три еще в воздухе. Сейчас прилетят, – продолжал Рогозин прерванный рассказ.

– Нет, товарищ капитан! – дрогнув в лице, резко произнес Попов. – Героев пять. Только… пятый не вернется. Он погиб, там… на просеке… Аверин…

Офицеры молча встали, склонив головы.

Колеса поезда Брест – Москва отстукивали последние километры. За окном вагона в морозном воздухе проплывали черные деревья, покрытые снегом, мелькали дорожные указатели, полосатые шлагбаумы переездов, телеграфные столбы с ожерельями изоляторов, обвешанных кривыми линиями проводов. Сначала провода бежали четырьмя рядами. Затем шестью, восемью… Перед самой Москвой проводов стало столько, что в глазах рябило. Облепленные инеем, они казались огромными гусеницами, ползущими из вечерней мглы. Но вот в тусклой дымке сумерек начали смутно обозначаться желтые огоньки, вырисовываться темные контуры строений великого города.

Черенок стоял у окна купе, припав лицом к стеклу, и смотрел на приближавшийся город. Он ехал в Москву впервые. Несколько дней тому назад его вызвал к себе командир дивизии Гарин. За образцовое выполнение боевых заданий и сохранение людей эскадрильи генерал дал Черенку тридцатисуточный отпуск. На фронте за подобные дела давались обычно другие поощрения, и неизвестно, кто подсказал Гарину отпустить его в Москву. Черенок был почему-то уверен, что это сделал Грабов, и за это чувствовал к нему безмерную благодарность. Город приближался. Спутники – «пушкари», с которыми он ехал от Минска, начали собираться, укладывать чемоданы. Обращаясь к Черенку, один из них, подполковник, сказал:

– Ну, старший лейтенант, подъезжаем к матушке… Если не разыщешь своих знакомых, приходи ко мне без стеснения. По-фронтовому… Места хватит. Адрес не забыл?

– Спасибо, товарищ подполковник, не забыл, – поблагодарил летчик.

– То-то же… Новый год в Москве надо встречать по-московски. В общем заходи.

Колеса застучали громче. Вагон качнуло на стрелках. Черенок надел свою новую шинель, взял в руки чемодан и первым вышел на площадку. Через пять минут он стоял уже на большой привокзальной площади. Мысль о встрече с Галиной волновала его. Он представлял себе ее радость, удивление, когда он войдет к ней в комнату под самый Новый год. Ведь его приезд будет так неожидан. Он нарочно не писал ей об этом.

По площади сновали машины, спешили люди, Нагруженные пакетами, бутылками, хлебом, полученным в магазине по карточкам. Лица их были озабоченными, усталыми.

Из писем девушки летчик знал, что она живет у своей тетки, на улице Нижней, в доме пять дробь девять, недалеко от Белорусского вокзала.

Он пересек площадь и, подойдя к милиционеру, спросил, как ему попасть на эту улицу. Милиционер заученным движением руки указал вдоль широкой улицы:

– Пройдите квартал прямо и – налево.

Черенок поблагодарил. Пройдя квартал, он остановился на углу и то ли от волнения, то ли оттого, что рассеянно слушал постового, свернул не налево, а направо и попал на какую-то темную улицу. С одной стороны ее тянулся высокий забор, с другой – жилые дома. Некоторое время бодро шагал вдоль забора. Замеченный им в начале улицы номер дома оказался трехзначным, и Черенок понял, что до дома Галины идти неблизко. Он взглянул на ручные часы – было девять. Впереди показалась женщина в стеганке, закутанная в платок. В одной руке она несла вязанку сухих щепок, в другой маленькую елочку и в то же время прижимала локтем к боку небольшой сверток. За ней, немного позади, спотыкаясь вышагивал малыш с бидоном в руке и сквозь слезы плаксиво говорил:

– Я тебя просил, просил, а ты не купила… У Коли самолетиков целых два, а у меня ни одного.

– Подожди, сынок, папа наш с дедом-морозом все тебе пришлет. Вот придем домой, нарядим елочку, и ты увидишь. Я тебе картошки пожарю. Хочешь картошки?

Мальчик, то и дело перекладывая бидон из руки в руку, сопел. Черенок, поравнявшись с женщиной, спросил ее, как найти Нижнюю улицу.

– Нижнюю Масловку, бы хотите сказать? – останавливаясь спросила женщина.

Летчик пожал плечами.

– Вроде не Масловка, – сказал он. – Не знаю.

– Если Нижняя Масловка, то это совсем рядом. Пойдемте, я туда как раз иду… – предложила женщина и свернула в переулок.

Черенок нагнулся к мальчику, взял у него бидон, пахнущий керосином.

– Замерз, мужичок? – засмеявшись, ласково спросил он.

– Не-ет, я мороза не боюсь и фашистов не боюсь, – ответил мальчуган и шмыгнул носом. – Я и Цезаря дяди Семена не боюсь…

– Молодец! – снова засмеялся летчик. – Ты, оказывается, парень смелый. Как тебя зовут?

– Толя, – ответил малыш.

– А папа твой где?

– Папа на фронте, он с фашистами воюет, – серьезно ответил мальчик. – Папа пришлет мне подарок с дедом-морозом. Мама, а дед-мороз скоро придет?

– Скоро, скоро, сынок. Вот кончится война, – ответила женщина, устало вздыхая. – Теперь уже скоро… Наши в Польше, – добавила она, обращаясь больше к своим думам, чем к мальчику.

Вышли на освещенную улицу. Черенок остановился, щелкнул замком чемодана и, достав плитку шоколада, протянул ее малышу.